— В церкви нужно стараться стоять вот так. — И батюшка весь как-то выпрямится, устремит взор на иконы, и руки приложит к вискам, чтобы показать, что не нужно смотреть по сторонам. — В церкви нужно видеть Бога только и по сторонам не смотреть. Слушать только то, что поют и читают, а всё другое не слышать, — бывало, скажет он.
А как же трудно было не смотреть в алтарь и не следить за батюшкой. И так постепенно я приучилась к службам и училась под наблюдением его молиться.
И как же я потом всякий раз с такими мыслями боролась в церкви! Раз как-то батюшка служил молебен с водосвятием. Все бросились к нему, чтобы из его рук получить святой воды. Мне этого тоже захотелось. Я протиснулась вперёд и стала рядом с ним. Он всякий раз, наливая, миновал мою посуду. Я готова была заплакать. Наконец, батюшка начал читать молитву Царице Небесной и, всё так же, не глядя на меня, взял из моих рук бутылку, медленно стал наливать в неё воду, медленно вытирал её, а сам на словах молитвы: «подкрепи меня нетерпеливую, унылую, нерадивую» посмотрел на меня и прибавил к ним ещё все те грехи, которые во мне были особенно сильны тогда. А также посмотрел на меня при словах: «не отступай от меня, Матерь Бога моего, за роптание и нетерпение моё». Всё это батюшка говорил медленно, ясно, а я стояла и краснела. Окончив молитву, он отдал в руку бутылку и сказал:
— Ну, ну, Александра, старайся!
Я поцеловала его руку, как икону, и пошла с душой, полной покаяния и горячего желания поскорей исправиться в тех грехах, о которых он молился за меня Царице Небесной.
То была его Царица Небесная — то была его Федоровская, перед которой он так горячо всегда молился за наши грешные души.
Помню, как трудно было молиться за усопших и за болящих! Имён было так много и вычитывалось это так долго, что нужно было напрягать всю волю, сосредоточить всё внимание на эти, казалось, бессмысленные имена. Но один велел, а другой проверял. И вот бывало, когда хоть капельку удастся молитва за усопших или за болящих, посмотришь на батюшку, когда он исповедует на дальнем клиросе, и видишь, кантон смотрит на тебя ободряюще:
— Ну, ну, ещё постарайся.
Замечено, когда человек приходит к старцу, он должен идти с полной верой, доверием к его советам и совершенным отречением своего «я». Он должен принимать всего его. Тогда только бывает польза от старческого совета.
Но если человек приходит к старцу и всячески старается отстаивать свои мысли, свои желания, всячески старается доказать правильность своих убеждений, то он уйдёт от старца без пользы. Его «я» мешает старцу и не даёт благодати действовать на него. Это — своего рода гипноз, но только гипнотизёр действует человеческими силами, а люди Духа Божьего — благодатью, которая в них.
То же и с благодатью Божьей.
Если человек не предоставит Богу вполне и всецело свою душу, очищенную предварительно покаянием, дабы Господь мог творить в ней что угодно, — не будет у него мира душевного и не войдёт в неё Господь.
Батюшка говорил, что нельзя в миру применять внешние формы монашеской жизни — всегда будет ущерб семье. Трудно совместить домашние работы с монастырскими правилами — семья будет непременно заброшена…
Внутренняя духовная жизнь одинакова для всех. Можно жить монахиней в миру (по духу), но внешние правила монастырской жизни в миру немыслимы.
Первое время батюшка мало мне говорил о молитве, он только наблюдал за мною в церкви. Когда я ему жаловалась, что дома часто молитва не выходит: холодная, рассеянная бывает, то он говорил:
— Молитва требует покоя, а у вас его сейчас нет. Вас тащат в разные стороны. Потом устаёте физически очень. При этом молитва не пойдёт. Первое для неё — покой, чтобы не тащили никуда, не теребили бы. Это я могу теперь всегда молиться, а вы этого с себя требовать не можете. Когда так идёт жизнь, как у вас сейчас, то молиться нужно умом, не обращая внимания, что душа не отвечает. Вникайте в слова молитвы. Ничего, пусть умом, пусть как-нибудь, но молитесь, молитесь. Не спрашивайте с себя того, что вы сейчас не можете дать. Не приходите в отчаянье. Успокоится ваша жизнь, тогда можно будет, а теперь нет. Теперь нельзя!
А другой раз сказал:
— Нам нужно с вами учиться молиться, когда рядом играет граммофон, танцуют… вот это всё, — и батюшка показал на улицу.
Я в этот раз жаловалась ему, что негде молиться, мешают, места нет. Приходится ждать, пока заснут все. Слова батюшкины оправдались: часто приходится молиться, а около тебя шумит мир и делаются «его» дела (диавола).
В начале духовной жизни особенно хорошо бывало в дни причастия и вообще так раз в месяц. Я очень любила эти особенные состояния души, и когда их у меня не было, то скучала. Как-то прошли все сроки, а утешений не было; решила, что теперь у меня есть батюшка, который мне его с неба достанет. Прихожу к нему нарочно за этим.
— Батюшка, у меня вот что случилось.
Он тревожно вскинул на меня глаза. Я рассказала в чём дело.