Для Чего мы живем

Также и душа в молитве должна совсем забыть себя и помнить только Господа своего, горячо просить Его оказать ей милость: научить её, как нужно любить Его, что нужно делать для Него.

Совсем-совсем забыть всю себя совершенно и жить только жизнью других, — продолжал батюшка. — О себе никогда не вспоминать, себе ничего не желать. Забыть себя, своё «я», забыть совсем и свою душу, её желания, её стремления. Помнить твёрдо только одно: служить изо всех сил и больше сил своих Господу Богу своему, служением ближнего, любя его больше, нежели самого себя. Поняла?

— Ух, батюшка, да ещё как! Только очень это трудно. Ужас, как трудно!

— Так вот Господь послал вам эти симфонии для утешения, для поощрения. Понимаете ли теперь, что таких радостей, такой неизречённой милости Божьей просить для себя нельзя. Это великая милость Божья вам была дана. Итак, знайте, что просить симфоний и даже только желать их — грех, большой грех. Кайтесь в этом…

И как многие его осуждали, говоря, что Маросейка перешагнула все ступени добродетели и сразу стала на самую высокую — любовь. Что так легко впасть в прелесть и что нельзя брать духовную жизнь сверху, нужно брать её снизу. Сначала нужно очистить душу от страстей; стараться приобрести для души своей смирение, терпение и т. д. Потом полюбить ближнего, а потом полюбить уж и Бога. Рассуждая так, люди эти забывали, что прелесть донимает людей духовных больше тогда, когда они стараются всеми силами любить Бога, но сами себя всё же любят больше ближнего своего. Великий же наш старец отец Алексий учил так: сначала любовь к Богу, через неё, как последовательное желание угодить Богу — любовь к ближнему, а затем переделывание себя для ближнего.

Много раз батюшка говорил об этом, и чуть это коснётся другого человека или я что-нибудь сделаю не в духе этого учения, батюшка, бывало, сейчас напомнит:

— Ведь по нашему с вами служить Богу — значит не думать о том, что ожидает нас там, не из-за страха или награды, а ради любви и желания угодить Ему. — И получив утвердительный ответ, он, довольный, прибавит: — Ну, конечно, у нас с вами иначе и быть не должно.

Об Иисусовой молитве

Число раз не важно. Главное, как можно чаще. Ешь, пьёшь, ходишь, говоришь, работаешь — всё время надо её читать про себя или в уме. Ночью проснётесь — тоже. Только как можно проще, совсем, совсем просто.

И стала я читать молитву Иисусову, как меня учили. Сначала забывала часто, скучно было. Но я очень старалась без конца твердить её, иногда даже машинально, и очень скоро к ней привыкла. Случалось, говорила помимо своей воли. Но особенного утешения она мне не давала. Правда, она мне помогала быть терпеливой с мужем. Бывало, он придёт уставший, раздражается. Служишь ему, стараешься угодить, а сама всё её повторяешь изо всех сил. И он, бывало, скоро успокоится и сделается совсем ласковым. Значит, его успокоишь, сама не проявишь нетерпения ни внешнего, ни внутреннего, так как батюшка впоследствии взыскивал даже за малейшее внутреннее нетерпеливое движение души.

— Сколько раз читаете её? — спросил однажды батюшка.

— Не знаю, батюшка, всё время стараюсь, как только возможно, когда не забываю.

— Хорошо. Так и продолжайте, только ничего не думайте про неё, и в ней ничего не ищите. — «Помилуй меня грешного», — сказал батюшка с великим чувством покаяния.

Я поняла, что всё дело в том, чтобы читать её с чувством покаяния. Так и стала делать. Всё внимание обращала на слова: помилуй меня грешную. Стало с большим чувством выходить. Бывало, когда не слышишь, что читают, или не понимаешь, что поют в церкви, начнёшь читать её и рассеянность пропадёт, мысли и помыслы куда-то исчезают и является молитвенное настроение.

Многие, потом, духовные люди спрашивали меня, как я училась «творить» молитву Иисусову? А я им отвечала, что батюшка запрещал «творить», а учил нас просто читать её. И рассказывала им, чему учил нас отец Алексий.

Многие осуждали батюшку за то, что он давал молитву Иисусову с самого начала, когда люди-то хорошенько и молиться не умели. У батюшки в простоте её была и её сила. Он строго запрещал всегда её «творить» и «делание», как это было у святых отцов, где это являлось великим и трудным подвигом, опасным для новоначальных и невозможным в миру.

Батюшка считал, что от простого повторения этих великих слов является чувство, а от него появляется и молитвенное настроение. Он напирал на слова: «помилуй меня грешного», так как, читаемая в покаянии, она предохраняет от всевозможных искушений (прелести). Если вначале обращать внимание на слова: Иисус Христос, Сын Божий, то это придавало бы ей иной характер и могло бы возбудить разные опасные молитвенные ощущения у первоначального.

Простота, с которой она читалась, и покаяние, которое в неё вкладывалось, предохраняло человека от различных, подчас очень тонких и опасных искушений.