Для фортепиано соло. Новеллы

Пудель, услышав свое имя, подошел и, усевшись у ног хозяина, бросил на него вопросительный взгляд.

— Вот видите, сам я теперь не могу его выводить, но зато я нанял рассыльного — bell-boy, как их здесь называют… Не пойму, почему они не могут называть их «рассыльными», как все люди? Ей-богу, они меня с ума сведут своим английским! Так вот, я нанял мальчишку, и тот за небольшую плату выводит Фердинанда на прогулку… Стало быть, и эта проблема решена… Очень вам признателен, мой друг, за вашу готовность помочь мне, но мне ничего не надо, спасибо.

— А в Южную Америку вы раздумали ехать?

— Конечно, друг мой, конечно… Что мне там теперь делать? Вашингтон больше не говорит об обмене денег, а в мои годы…

Он и в самом деле сильно постарел, а образ жизни, который он вел, вряд ли шел ему на пользу. Румянец исчез с его щек, и говорил он с трудом.

«Можно ли вообще причислить его к живым?» — подумал я.

Убедившись, что ничем не могу ему помочь, я откланялся. Я решил изредка навещать его, но через несколько дней, раскрыв «Нью-Йорк таймс», сразу обратил внимание на заголовок: «Смерть французского эмигранта. Чемодан, набитый долларами!» Я пробежал заметку: в самом деле, речь шла о моем Бораке. Утром его нашли мертвым: он лежал на черном чемодане, накрывшись одеялом. Умер он естественной смертью, и все его сокровища были в целости и сохранности. Я зашел в отель «Дельмонико», чтобы разузнать о дне похорон. У служащего справочного бюро я спросил, что сталось с Фердинандом.

— Кому отдали пуделя господина Борака?

— Никто его не востребовал, — ответил тот. — И мы отправили его на живодерню.

— А деньги?

— Если не объявятся наследники, они перейдут в собственность американского правительства.

— Что ж, прекрасный конец, — сказал я.

При этом я имел в виду судьбу денег.

Для фортепиано соло © Перевод. Елена Богатыренко, 2011

Все европейские музыканты, посещавшие Соединенные Штаты, знают, что в каждом хоть сколько-нибудь значащем американском городе обязательно есть богатая, довольно красивая женщина, помешанная на музыке и современной живописи. Это жена какого-нибудь промышленника, а может быть, банкира или крупного адвоката. Муж интересуется искусством только из вежливости, но гордится женой, дает ей столько денег, сколько нужно для покровительства концертам и выставкам, и в конце концов приобретает какие-то первичные навыки, чтобы осторожно ввернуть несколько фраз в разговор о Пикассо или об Эрике Сати. Пары такого рода составляют соль земли. Именно благодаря им эстетическое образование американцев за полвека сделало такой колоссальный шаг вперед, а музеи в этой стране стали одними из прекраснейших в мире. Во все времена торговцы от аристократии были благословением для творцов. То, что некогда соотносилось с Флоренцией, сегодня наблюдается в Денвере или Чикаго; однако в семействе Медичи все уважение доставалось мужчинам. Во Флоренциях Нового Света супруга правит, а мужчина платит, довольствуясь отраженным светом славы.

Перед последней войной в Филадельфии полезную и почетную роль дамы-меценатки играла миссис Гровер П. Робинсон. В 1938 году этой изящной женщине было около сорока, и она мужественно позволяла своим волосам седеть, несмотря на осуждение ровесниц. Она могла делать это без опаски, потому что ее очарование заключалось не в молодости черт, а в легкости тела с очень длинными ногами и в живости лица. Хотя она родилась на Юге и сохранила аристократические манеры тех мест, своей активностью она сильно отличалась от беспечных виргинских красавиц. Ни одна хозяйка дома не делала столько телефонных звонков, не писала столько писем, не председательствовала в стольких комитетах. Она была настоящим гением организации, что позволило ей прослыть выдающейся деловой женщиной; и она совершенно бескорыстно поставила все свои таланты на службу изящным искусствам, или, вернее, нескольким современным артистам, сумевшим завоевать ее любовь. Ее окружал небольшой двор, состоявший из знаменитых виртуозов, прославленных композиторов, смелых художников и нескольких писателей, которых она выбрала наугад во время встреч с читателями и добавила к своему кружку подобно тому, как флорист втыкает несколько стебельков овса или ржи в букет изысканных цветов. Миссис Робинсон звали Кэтрин, а друзья называли ее Китти.