Для фортепиано соло. Новеллы

— Она узнает себя, но у нее будет возможность не признаваться в этом. Если она скажет: «Я не в восторге. Это не лучший твой рассказ», — все станет ясно.

— Милый Бертран!

— Изабелла, не выводи меня из терпения!

— Молчу, молчу. Работай спокойно.

У Изабеллы Шмит был большой опыт, и она знала, что убедить мужа сесть за рассказ или роман нелегко. Всякая тема вызывала возражения нравственного, сентиментального, семейного или национального порядка. Но только до тех пор, пока художник, воспарив над повседневностью, не одерживал победу над моралистом, другом, родственником и гражданином. Тогда Бертран полностью погружался в работу и забывал обо всем, кроме своих персонажей. С этого счастливого момента он, казалось, впадал в какой-то транс. Возможно, все дело было в том, что сначала он долго колебался и не спешил приступать к работе; за это время сюжет успевал созреть в его уме, и когда он наконец садился за письменный стол, рассказ ложился на бумагу с удивительной быстротой, словно сам собой. Так случилось и на этот раз. Бертран написал рассказ в три дня.

— Ну как, ты доволен?

— Не совсем. Но, в общем, доволен. Шесть тысяч слов — это немало. Фабрикант из Питсбурга вышел неплохо. Никогда не думал, что смогу так похоже изобразить американца. Характер героини только намечен, но она мила. Не знаю, конечно, что скажет здешняя публика… Французам бы, наверно, понравилось.

— Ты все еще собираешься показать рассказ Соланж?

— Да надо бы. Сознаюсь тебе, теперь, когда он уже написан, мне было бы обидно его не напечатать. Но и надеюсь, что Соланж не станет возражать. Против ожиданий, я многое изменил — даже не думал, что это будет так легко.

— Тогда я сейчас же звоню в «Отель Пьер» и спрашиваю у Соланж, когда она сможет тебя принять?

— Постой. К чему такая спешка?

— К тому, что я знаю: если тебе дать волю, ты найдешь тысячу причин, чтобы отложить испытание… Никогда не следует откладывать вещи неприятные, но необходимые. Отнесись к этому визиту, как к посещению зубного врача или операции.

— Вполне безболезненной.

— Ты в этом уверен?

В тот же день в пять часов вечера Бертран Шмит вошел в квартиру Соланж Вилье на тридцать третьем этаже «Отель Пьер». Он был уверен, что она встретит его полулежа на диване. Так и оказалось. Соланж и вдали от родины оставалась верна своей парижской тактике и по-прежнему скрывала твердость характера за небрежностью поз. Зная, что ноги у нее безупречны, она охотно позволяла гостям любоваться ими. Рядом с ней на норковом покрывале лежала книга Бертрана. Она протянула гостю маленькую ручку с тщательно отполированными коготками.

— Как это мило с твоей стороны, Бертран!.. Я была так рада — и чуть-чуть удивлена, — когда Изабелла мне позвонила… Твоя супруга не балует меня своим вниманием. Да, сильно я, должно быть, сдала, дорогой мой Бертран, раз Изабелла сама посылает тебя ко мне! Или…

— Или что, Соланж?

— Да так…

И она улыбнулась, еле заметно подмигнув Бертрану. Он вздохнул, открыл кожаную папку и достал рукопись. Соланж засмеялась.

— Ты помнишь те времена в Париже, — сказал Бертран, — когда я не выпускал ни одного романа, не прочтя его сначала тебе? Ты была так добра, что утверждала, будто эти «вернисажи» тебя забавляют, а я всегда был уверен, что получу хороший совет.

— Не смейся надо мной, миленький мой Бертран. Какие советы я могу дать писателю твоего уровня?!

— Не напрашивайся на комплименты, Соланж! Ты прекрасно знаешь, что о женщинах, их ощущениях и мыслях тебе известно больше, чем всем моралистам в мире. Ты, ты одна была для меня тем, чем были для Бальзака госпожа де Берни, госпожа де Кастри и герцогиня д’Абрантес. Благодаря тебе…

— Бертран! Бертран! Что сказала бы Изабелла?

— Изабелла сказала бы, что я прав. Я ей многим обязан. Но есть тип женщин, который выше ее понимания, и ей это прекрасно известно.

— Ну спасибо тебе, Бертран! Ты хочешь сказать, что чистая и невинная Изабелла даже понятия не имеет о распутницах вроде меня?.. Между прочим, я могла бы и обидеться на такое невежливое обхождение… Ладно, ладно, не проси прощения, я же шучу. Одним словом, ты пришел, чтобы прочесть мне роман?

— Нет, всего лишь рассказ.

— Как это замечательно, Бертран! Я сразу вспомнила добрые старые времена, улицу Эйлау, мой уютный кабинет. Ты уже тысячу лет не оказывал мне такой чести.

— Да ведь я здесь писал одни политические статьи.

— Ну да! А эта восхитительная история в «Атлантик Мансли»? Разве это не рассказ?.. А другая, похуже, которую ты напечатал в «Текст Эропеен»?.. Скажи лучше правду, миленький мой Бертран, тебе не терпится прочесть мне этот рассказ, потому что я — его героиня, и ты хочешь узнать, не стану ли я возражать против его публикации?.. Я угадала?

— Нет. Я в самом деле хочу прочесть тебе этот рассказ, потому что его героиня иногда попадает в ситуации, которые могли бы напомнить… я хочу сказать, ситуации, в чем-то похожие на те… но сами персонажи не имеют ничего общего ни с тобой, ни с теми…

— Ну-ну! Смелее, Бертран!.. Ты хочешь сказать: с моими любовниками?.. Ну тогда так и скажи.