- Не надо, - чуть слышно обронила Уля и пошла к певцам, а подойдя, сняла с себя красивые янтарные бусы и надела их на шею девочки.
- О, ambr! - приглушенно вскрикнула девочка, приподняв тонкими пальцами мягко светящиеся под солнцем крупные бусины. - Ambr?! - И на смуглом, еще детском личике с яркими синими глазами отразилось такое искреннее, такое глубокое восхищение, что небольшая толпа слушателей горячо зааплодировала, люди заулыбались, словно почувствовали свою сопричастность Улиному поступку.
В Лионе Мария заправила машину на бензоколонке на улице Льва Толстого. Этим и запомнился ей большой мрачноватый город-труженик. Где-то невдалеке сипели и глухо лязгали маневровые поезда, где-то что-то стучало и раздавались чуть слышно как будто стоны замученных тяжелой работой ткачей, прославивших этот город на Роне. Улица Льва Толстого была длинная-предлинная, а голова раскалывалась, глаза слезились, из носа текло, и Марии казалось, что улица имени великого русского классика никогда не окончится. Но на выезде из города оборвалась и улица Льва Толстого.
Через несколько часов, туманным ранним утром, Мария уже вела машину по безлюдному Парижу; вела из последних сил и почти не надеялась, что доедет до дома Николь.
Доехала.
IV
Казалось, нескончаемая дорога из Марселя в Париж, которую Мария преодолела почти вслепую и с тяжелой головной болью, выбила клин клином: она перестала думать о Михаиле.
Через неделю Мария полностью избавилась от насморка и рези в глазах. Все эти дни она валялась часов до трех в постели, потом пила кофе, помогала Николь выбирать наряды для очередного раута, а потом тупо, бездумно ждала до глубокой ночи, когда Николь с Шарлем возвратятся домой.
- Шарль нарасхват, я в восторге! - хвасталась Николь. - В Париже мы с Шарлем нарасхват! А сидим в этой дыре Тунизии, и жизнь проходит, а здесь все кипит и все нам рады! Боже мой, Боже мой, неужели скоро опять в нашу дыру?! - Как всегда, в речах Николь были такие перепады мгновенно меняющихся настроений, такая игра, что смотреть на ее богатую мимику и слушать, как замечательно владеет она голосом, было одно удовольствие. Тем более что от возвратившейся после очередного светского приема Николь так тонко пахло духами "Ирфе" для темноволосых. Мария не могла нарадоваться вернувшемуся к ней обонянию - все вокруг, наконец, приобрело еще одно измерение - такое важное, такое живое!
- Тебе бы на сцену, - выслушав дежурные причитания Николь, посоветовала однажды Мария.
- Я там уже была, - в тон ей отвечала Николь. - А вот тебе пора показаться в свет. Хочешь в "Гранд-опера"?
- Смотря что идет. - В голосе Марии прозвучало сомнение: пока ей явно никуда не хотелось.
- Недавно была премьера в постановке вашего русского - "Аделаида, или Язык цветов" на музыку Равеля. Сейчас ваш русский - главный в "Гранд-опера", на него все молятся.
- Сергей Лифарь?
- Да, да, Серж. Я не запоминаю ваши русские фамилии.
- Вся Франция запоминает, а ты не запоминаешь? - с легкой издевкой в голосе спросила Мария. - Придется запоминать, если, конечно, хочешь быть светской дамой в Париже.
- О, если в Париже, то я и китайские запомню! - засмеялась Николь. - Ну что, пойдем на вашего Сержа?
- Пойдем. Но пока ты учи русские балетные фамилии: Дягилев, Лифарь, Спесивцев, Павлова, Фокин, Баланчин, Мясин, Нижинский, Нижинская… Учи, подруга, а потом я тебе еще подскажу. - Мария обожала пикироваться с Николь. В болтовне с ней возникали то чувство ребячливой свободы и радости, то взаимопонимание с полуслова, что дорогого стоит.
Театр "Гранд-опера" помещался в одном из тех здания, что поражают воображение с первого взгляда и навсегда остаются в памяти как один из символов города. Высокие арочные окна и массивные пилоны нижнего этажа со стоящими перед ними изваяниями; множество декоративных элементов по всему фасаду; второй этаж с громадными прямоугольными окнами, обрамленными высокими парными колоннами; роскошный интерьер самого театра, знаменитая большая белая лестница…
Поднявшись с Николь и Шарлем по широкой беломраморной лестнице, Мария увидела в трех шагах от себя знакомое лицо. Направляясь в театр, она была уверена, что на спектакле русского балетмейстера обязательно встретит русских, но о такой встрече она и мечтать не могла…
Если бы Александр Сергеевич Пушкин знал, какая красивая будет у него правнучка, то порадовался бы от всей души. Стройная, с высокой прической, подчеркивающей замечательный овал лица, белизну открытых плеч, еще молодую шею, она и здесь, среди множества блистающих красотою дам была очень заметна, приковывала к себе взгляды многих.
- Здравствуйте, Анастасия Михайловна, - поровнявшись с дамой, сказала Мария по-русски.
- Здравствуйте, - доброжелательно, но неуверенно отвечала та, вежливо приостанавливаясь.
- Я Мария Мерзловская, мы познакомились на первом русско-французском балу в 1928 году, я… - Мария задохнулась от смущения.
В приветливых карих глазах Анастасии Михайловны мелькнуло недоумение, а потом она вдруг взглянула на Марию пытливо, цепко и вспомнила ее.