Не меняя позы, она расхохоталась. Резкие, отрывистые звуки напоминали скорее клекот подбитой чайки, чем человеческий смех. И он снова увидел, как ее зрачки вытянулись, стали острыми, хищными, звериными. Такие галлюцинации не возникают на пустом месте.
– Думаете, сбрендили? – хохотала сиделка. – Мерещится всякое? Ну, скажите, ведь мерещится? К счастью, у вас есть клиника, битком набитая отличным оборудованием! Ледяной душ! С него начнете лечение, да? Или с центрифуги, чтоб мозги встали на место? Но я бы вам посоветовала следующее: прикажите медсестрам привязать вас к кровати в комнате с белыми стенами, чтобы день-деньской ваши изголодавшиеся глаза искали хоть какой-то внешний стимул. А когда, не найдя ничего снаружи, вы устремите взгляд внутрь, то почувствуете, как же вы одиноки в окружении людей, которые смотрят на вас как на медицинский казус.
На его высоком, покатом лбу и обвисших щеках проступили капли пота.
– Вы не понимаете! Я не злодей! – заговорил он сбивчиво. – То, в чем вы меня обвиняете… это проверенная методика… и вообще, женский организм функционирует иначе! Это все блуждающая матка! Объем мозга у женщин меньше, чем у мужчин, их стихия – чувства, а не разум. Эти методы действуют на них!.. И я совершенно здоров!
– Вот как? Тогда опишите мне события той ночи, – попросила она, раскручивая пресс-папье на указательном пальце.
– Зачем вы так мучаете меня? Что вы за женщина, фройляйн Лайд?
– Это имя мне больше не принадлежит. Я Берта Штайнберг.
– Плевать мне на ваше имя! Я хотел сказать, что у женщин развит «орган сострадания», а вы…
– Сумасшедших жалеть нечего, – отчеканила она, – сами виноваты, что позволили себе распуститься.
– Неужели быть сумасшедшим настолько… одиноко?
– А вы как думали? – усмехнулась Берта, отрывая медного дракона от подставки.
Доктор поднялся с кресла и встал перед ней.
– Я пересмотрю нашу методику, – твердо произнес он. – И диету, и ледяной душ, – он невольно поежился, представляя, как обжигающая струя хлещет его подобно бичу, – Водные процедуры полезны, но пусть у нас будет теплый душ. А еще лучше ванна, с пеной и ароматными солями. Что еще? О, придумал! Мы раздадим пациенткам цветные карандаши и бумагу, пусть рисуют на здоровье.
– Предлагаете quid pro quo, доктор?
– Нет, просто рассказываю о своих планах. Раз уж мне придется испытать все это на собственной шкуре.
– Исключено. Вы не сумасшедший.
– Но такие провалы в памяти…
– Я стерла вам память. Это были не те воспоминания, которыми дорожат приличные люди.
Когда на его лице отразилось недоверие, вампирша, вздохнув, сунула в рот лист бумаги и прикусила его.
– Приложите к шее, – сказала она, протягивая листок доктору, – и сравните ваши шрамы с отпечатками моих зубов.
Доктор только руками развел.
– Ну и ну! Кто бы мог подумать, что в моей клинике работает вампир!
Тут уж Берте настала пора удивляться.
– Как, вы слышали про вампиров?
– Конечно! В молодости я увлекался оккультизмом, даже выписывал «Вестник Британского ламиеологического общества». Только потом решил, что все их разговоры о немертвых – первостатейный бред. А теперь мне довелось воочию увидеть вампира, – он просиял, как ребенок, застукавший Деда Мороза у елки. – Так куда вы сейчас, фройляйн Л… Штайнберг? Домой?
– Да. Еду посмотреть, что осталось от моего дома.
– Могу я…?
Он протянул ей руку, и Берта невольно подалась назад. События той ночи промелькнули перед глазами.
– Давайте хоть руки пожмем. По-приятельски?
– Как два приятеля?
– Именно так.
Напряженное лицо вампирши смягчилось и она крепко, по– мужски пожала ему руку.
Уолтер и Эвике, довольные, огляделись по сторонам. Местность и вправду была подходящей. По дороге из Будапешта они всласть обсудили возможный рацион вампирши, отмели салоны и театры, потому что Берта была недостаточно общительной, чтобы вращаться в свете, и остановили выбор на трущобах. Время от времени они обращались за советами к соседям, чтобы посмотреть на ситуацию со стороны, так сказать, в перспективе. Под конец путешествия пассажиры в вагоне третьего класса сидели друг у друга на головах, зато лавки возле наших героев пустовали.
Настало время приступить к следующему этапу их плана и расспросить прохожих. Но здесь дела шли не так гладко. Гуляки осыпали Уолтера руганью. Те же, кто удостаивал его вниманием, вместо «высокой брюнетки» – так со слов Эвике выглядела Берта – предлагали «пухленькую блондинку, которая тоже обслужит любо-дорого».
– Все, моя очередь, – потеряла терпение девушка.
– Никуда ты не пойдешь! – возмутился Уолтер. После вчерашней ночи он старался не выпускать ее из виду.
– Не волнуйся, я недалеко. Хочу поболтать вон с теми барышнями.
Она указала на толпу куртизанок, слетевшихся к фонарю, словно стайка видавших виды райских птиц. На них были шелковые наряды всех цветов, от карминно-красного до синего с зелеными переливами, но неизменно мятые, потасканные, обезображенные слоями грязных кружев. Две девицы курили папиросы, одна запудривала синяк, смотрясь в маленькое зеркальце. Не слушая возражений, Эвике направилась к ним, оставив Уолтера топтаться неподалеку.