– А по-простому – не привлекался? – уточнила Милана.
– Совершенно верно. Папа сказал, что поищет еще, в наше время нет человека, не имеющего хвостов, где-то он точно засветился, раз такой осторожный. Алик, с завтрашнего утра тебе пасти Викентия днем и ночью, он обязательно встретится с приятелем, потом на него переключишься.
– Скинь мне фотки, – попросил Рудаков, доставая смартфон. – Тоже попробую поискать этого парня, может, с двух сторон процесс ускорится.
Алик тут же перекинул со своего смартфона фотографии Ивану, предупредил, что нужно правильно их увеличить, чтобы не допустить искажения и сохранить качество. Рудаков сделал жест ладонью, мол, мы в курсе, все будет ОК, затем обратился к Накано:
– А вы чем займетесь, девушки?
– Мы с Миланой едем завтра к Харисову.
– Он согласился?! – бурно выразил изумление Леха, аж подпрыгнув на месте. – Этот затворник терпеть не может людей. Слушай, Накано, я буду свободен, желаю пригодиться тебе. Скажешь, я твой телохранитель, Харисов уважает людей, у которых хватает бабок на телков.
– Больно ты худ для телка, – заметил Рудаков, смеясь.
– Меня отвезет к нему Милана, – заявила девушка, – потом я пойду одна. При ней Харисов может не разговориться, тем более при телохранителе, разговор тет-а-тет дает лучший результат, поверь.
– Накано, смотри, он людоед, – предупредил Леха.
– Подавится мною, – самонадеянно сказала она и улыбнулась. – А ты, раз свободен… у нас нехватка людей! Составь компанию Алику, но будь осторожен, Викентий тебя знает.
– Яволь, мой генерал!
Леха потух, видимо, Накано приглянулась ему, все это отметили, естественно, деликатно промолчали и засобирались, кроме Рудакова.
– А ты? – спросил Леха, поднявшись.
– Я? – захлопал тот цыганскими глазами. – А я чаю не напился.
– Угу, – понимающе покивал Леха. – Четыре чашки, конечно, мало, желаю довести до десяти.
Украдкой Рудаков показал ему кулак, Леха слегка побил пальцами обеих рук себя по губам, подарил ему улыбку и убежал в прихожую, где остальные прощались. Иван живо вылил чай в большой вазон с фикусом Бенджамина и, когда вернулась Милана, протянул ей чашку:
– Можно еще чайку?
– Конечно. Только заварю новый.
– Да, да, миледи, я люблю свежак.
Собрав чашки на поднос, она ушла на кухню, он поплелся за ней, а что ему делать одному, пока закипает чайник?
– Кстати, а где твои дети? – поинтересовался он ни с того ни с сего.
– Очнулся в конце лета, сразу видно, что у тебя детей нет, – усмехнулась Милана. – А когда появятся и подрастут, поймешь, что на лето их нужно подальше от города отправлять.
– Так они…
– Да, в деревне у родственников няньки.
– Все трое?
– Все. Пусть увидят жизнь как она есть, помогут в огороде, а огород и сад там за горизонтом кончаются, коз научатся доить.
– Ну, ты даешь, миледи. Родители твоего уровня оберегают деток от земных трудностей, а ты…
– А я хочу выработать у них иммунитет, а то вдруг катаклизмы случатся природные или человеческие, они должны все уметь: прокормить себя, а значит, знать, как еда готовится, а также из чего; должны уметь обогреть себя, значит, добыть огонь. Много нужно знать, например растения. Задача научить выживать самым примитивным способом, это полезный опыт, даже если не пригодится.
– Так они у тебя не отдыхают совсем?
– От чего им отдыхать? Мои котята в деревне совмещают приятное с полезным, это прекрасный отдых.
– Ты хоть навещаешь их?
– А как же, обязательно.
– Домой не просятся?
– Пф! – И рассмеялась. – Боюсь, перед школой их сложно будет загнать в город. У них там большая компания, целыми днями на воздухе, все вместе ныряют в лужу… это вырытый канал между полями, длинный и глубокий, меня тоже затянули, я дома потом еле отмылась. Они едят немытые фрукты, с молоком хлеб уплетают за обе щеки… Им там нормально, но послезавтра приезжают.
– Миледи, ты так живо описала, что лично мне захотелось искупаться в луже и съесть хлеба, можно без молока, но с маслом. Не составишь мне компанию за ужином? Я знаю приличный кабак.
Она лукаво посмотрела на него:
– Цыганский?
Иван подошел совсем близко, так, что носы их едва не соприкоснулись. Поправляя цыганские кудри и глядя на нее, как удав, сказал тихо, но проникновенно:
– Обычный кабак, без экзотики. Идем?
– Зачем далеко ходить? Я сама приготовлю ужин.
Сговорились.
Гримм не спал, лежал, запрокинув за голову руки, темнота и тишина помогают сосредоточиться, а также понять то, что сокрыто от глаз, не отвлекаясь на пустяки. Произошел сбой, нутром почуяв опасность, он хотел понять, что именно случилось, просто нужно просчитать все возможные варианты и остановиться на более реалистичном. Но ни одна версия не вписывалась в данную ситуацию, стало быть, не появилось возможности определить, где, выражаясь фигурально, подстелить соломки. И тогда он перешел к нереальным вариантам, такой оказался один, невозможный, совершенно безумный, а с его точки зрения – так и вовсе глупый.