Длинная тень

– Никаких придворных манер со мной, с-э-э-р! Я знаю, у тебя есть множество причин, по которым ты хочешь ехать в Майкллит.

– Но это правда, – открывая перед ней дверь и выпуская спаниелей на улицу, сказал Мартин. – Отец оставил все на мое попечение, а это значит, что я должен заботиться о вас, как и обо всем поместье.

Аннунсиата вышла в вестибюль и снова нежно коснулась его руки.

– Странно, – мелодично произнесла она, – насколько мирно здесь все выглядит без него.

– Мирно? – удивился Мартин. Аннунсиата подняла глаза.

– Я не имею в виду, конечно, что твой отец нарушает покой, но... Даже не знаю, как это объяснить. Ты так легко со всем управляешься. У прислуги отличное настроение, дети спокойны, животные сыты, и ярко светит солнце.

Теперь засмеялся Мартин.

– Я знаю, знаю, это звучит по-дурацки, но, кажется, что Морлэнд очень хорошо тебя принимает. Я совсем не скучаю по нему.

– Ой, мама! – воскликнул Мартин, весело качая головой.

Она со всей силой сжала его руку:

– Не называй меня мамой! Я не твоя мама!

От легкого недоумения улыбка медленно сползла с его лица:

– Извините... Тогда – мадам.

– Или – моя леди, – предложила она, словно извиняясь за то, что говорила с ним так резко.

Мартин посмотрел на нее очень серьезно:

– Да, моя леди, очень хорошо. Вы и есть моя леди, а я ваш подданный и непослушный ребенок.

Они прошли в большой зал, где у главной двери сидел внук Клема Клемент: здесь было его рабочее место – он ждал поручений.

– А, Клемент! Попроси оседлать Златоглазку и Королеву Мэб и подать к парадной двери, – сказал Мартин. – Мы с хозяйкой собираемся поехать в Майкллит. Да, и узнай у отца Сент-Мора, не надо ли ему что-нибудь передать в школу или больницу. Мы заедем туда на обратном пути.

Спустя несколько часов они возвращались, и дорога их пролегала под аркой, ведущей на задний двор, где важно, широко раскинув великолепные цветные хвосты, разгуливали павлины, хвастаясь пышным оперением перед своими равнодушными курицами, и были так увлечены демонстрацией нарядов, что не желали уступать дорогу всадникам.

– В середине лета снова должны быть скачки, – говорил Мартин, – поскольку отца сейчас нет, именно я должен заняться организацией праздника. Хьюго мог бы мне в этом помочь...

– Хьюго? Какая от него может быть польза? – удивленно спросила Аннунсиата.

– Очень большая! – твердо, с горячей убежденностью сказал Мартин. Ему не хотелось критиковать мачеху, но он надеялся, что сможет незаметно, исподволь, открыть ей глаза на лучшие качества своего сводного брата, которых было немало. – Он очень чувствительный и просто хороший помощник. Надеюсь, он снова будет участвовать в скачках на Ориксе. Хьюго – замечательный наездник.

– Лучше бы ты обращал больше внимания на его уроки и манеры. Мне будет очень трудно получить для него место при дворе, если он и впредь станет манкировать занятиями и изучением дворцового этикета. Теперь о Джордже...

Как только они подъехали к дому, где Гидеон ждал, когда хозяйка отдаст ему поводья, вышел Клем с небольшим заклеенным конвертом.

– Мадам, – сказал он, – письмо пришло сразу после вашего отъезда. Срочное.

– Из Шотландии? – возбужденно спросила Аннунсиата и нервно, как бы останавливая стон, поднесла руку к горлу.

– Нет, мадам, из Лондона, с печатью его высочества. Мартин спрыгнул на землю, отдал мальчику поводья и подошел к мачехе, чтобы помочь ей спешиться и забрать перчатки, которые она сняла, чтобы без помех вскрыть конверт. Пока она читала письмо, он наблюдал за ее лицом. Первая четверть послания явно не содержала дурных новостей, но затем сладкое удовольствие на ее лице сменилось выражением полного шока. Аннунсиата побледнела, ее губы задрожали так мелко, что она вынуждена была закусить их. Несколько раз прочитав текст, она беспомощно сложила эти «стопудовые» листки.

– Мадам, что случилось? Надеюсь, плохих новостей нет? – спросил Мартин.

Мачеха медленно перевела на него взгляд, как бы возвращаясь издалека. Казалось, смысл его слов не сразу дошел до нее.

Она перестала кусать губы и сказала:

– Нет, плохих новостей нет.

Тем не менее, она была явно шокирована.

– Плохих новостей нет, – повторила она и, с видимым усилием пытаясь взять себя в руки, произнесла: – Прости меня. Мне необходимо побыть одной. Я пойду в розарий прогуляться.

Мартин следил за ее удаляющейся фигурой, все больше и больше погружаясь в свои мысли. Затем взглянул на Клема, и они обменялись понимающими взглядами.

– По-моему, – сказал Мартин, – кто-нибудь из ее женщин должен пойти к ней. Где Берч?

– Миссис Берч уехала в Шоуз, хозяин, – сказал Клем. Готовность принять Мартина за хозяина в отсутствие Ральфа лишний раз доказывала слова Аннунсиаты о том, насколько хорошо к нему относилась прислуга. – Мисс Элизабет отдыхает, но я могу позвать ее...

Мартин на мгновение задумался: кого же послать? Ответ появился сам собой – того, кто мог достучаться до его мачехи, когда она нуждалась в помощи.

– Пошли к ней Хлорис. Скажи ей, чтобы она была....

– ...осторожной, хозяин?

– Внимательной.