Длинноногая девочка Глаша из деревни Бабино, кот Пломбир и шарпей Дориан

— Не переживай! Я все равно их снимаю, в машине с такими каблуками невозможно, ноги устают! — Наталья Андреевна исчезла, и появилась через мгновение в туфлях без каблуков, не менее красивых и дорогих. — Все готово, пора уезжать, мы вас итак уже замучили! Давайте прощаться! Дориан! Ты где?

Дориан, наконец, увидел, что Пломбир готов погибнуть, не сойдя с личного пакетика, поэтому молча перетащил миску Пломбира на сухое место. Пакетик фольги, пахнущий так, что у Пломбира, впервые в жизни перед глазами заплясали разноцветные точки, он перенес сам…

Как прощаться? Что могут сказать друг другу девочка, кот и собака?

Дориан попытался повертеть хвостом, звонко тявкнул и потоптался на мокрых Глашиных кроссовках…

Наталья Андреевна надела ему кожаный ошейник, поцеловала в лоб и подтолкнула к открытой дверце.

Дориан запрыгнул в джип, растянулся на знакомом сидении, вдохнул волнительный запах духов. Домой, хочу домой!

Непонятная сила заставила его подняться на задние лапы и уставиться в стекло. На поляне перед домом, в заходящих лучах оранжевого солнца, стояла длинноногая девочка Глаша, кот Пломбир и на скамейке под вишней тихо улыбалась бабушка Катя! Что это? Что такое? Горло Дориана напряглось, дрогнуло, и из джипа раздался тонкий, срывающийся на верхних нотах, собачий вой…

Наталья Андреевна, успокоенная и уставшая, озабоченная предстоящей долгой дорогой, лучезарно всем улыбнулась, махнула рукой и села в машину:

— Дорик! Поехали, малыш! Нас папа ждет, — двигатель мягко заурчал, джип протаранил запоздавших, нерасторопных муравьев, вырвался на дорогу, и хозяйка не услышала, как вибрирует в сердце Дориана новая, от нее не зависящая золотая нить памяти…

Бабушка Катя, перекрестив растерянную морду Дориана в заднем стекле, повернулась к Глаше:

— Дева моя! Что ж ты так раскисла? Закрывай избу, пойдем ко мне: поешь, телевизор посмотрим, да и спать ляжем! Встала-то ни свет, ни заря! Бывало, до часу дня не добудится тебя бабушка…

Глаша отрешенно подумала, что бабушка Катя права, одной ей в избе ночевать сегодня невозможно: даже сердце защемило от мысли, как будет за всеми дверь запирать…

— Бабушка Катя! Я сейчас приду! Пломбира покормлю, проверю всё и приду!

Бабушка побрела к дому, а Глаша подошла к Пломбиру, терпеливо дожидающемуся обещанного общего застолья:

— Пломбир! Распородистый ты мой! Хочешь, я угадаю, что тебе подарили? Наверное, мышку в китайском соусе! Не хочешь в соусе? Тогда давай смотреть! — Глаша медленно, испытывая не бесконечное терпение кота, стала разворачивать обертку съедобного подарка. От усиливающегося запаха Пломбир почувствовал дрожь в конечностях, напрягся, и лишь одна мысль не давала постыдно мелочно сорваться: "Все моё — достанется только мне!"

— Смотри, спасатель 911! Натуральные котлетки на косточках, специально для тебя приготовленные, без консервантов и искусственных красителей! Ешь, ешь, мальчик! Заслужил!

Пока Пломбир, приостановив слух и зрение, мощными движениями челюстей расправлялся с невиданным за всю долгую жизнь угощением, Глаша вошла в дом, села за стол, положила подарок и несколько секунд пыталась предположить, что же там может быть? Развернула бумагу и обмерла: это был браслет — модель сезона, выполненный из узорчатой цветной перфорированной кожи, бархата и шелка, широкий, присборенный на внутренней стороне, с украшениями в виде распустившегося цветка, черными жемчужинами и цветными перламутровыми капельками росы на фиолетовых лепестках. Глаша надела его на левую руку, отвела ее подальше от глаз… Невозможной красоты! И с ужасом подумала, что у нее нет соответствующего платья, и вообще, платья нет… Школьная форма — пиджак с юбкой, в праздники — джинсовый сарафан, летом — лосины и топики. Теперь надо будет срочно покупать платье, мама вздохнет обреченно, а бабушка съязвит: "Вот папе и скажи! Пусть хотя бы раз сделает ребенку подарок к началу учебного года!"

Глаша достала из карманчика припрятанную визитку и почла: "Семенова Наталья Андреевна. Арт-директор. Продюсерская группа "Губернатор". Все понятно!

Глаша аккуратно завернула браслет в бумагу и убрала в сервант, за стекло вставила визитку. Проверила окна, розетки, помылась, надела "ночнушку", халат. Окидывая взглядом комнату, увидела миску с водой для Дориана, и дрогнула ресницами…

Почему так тяжело и грустно? Почему ей не хочется жарить для себя картошку, почему не хочется включить на полную громкость "Татушек" и прыгать до умопомрачения, размахивая невпопад руками, почему ей вообще ничего не хочется?..

И Глаша вдруг осознала, что угнетает ее весь день: она мучается от одиночества! Она скучает по своей семье, где ее все любят и поэтому воспитывают, она скучает по бабушке, склонившейся над кухонным столом, по дедушке, дремлющем в кресле у телевизора с программкой на коленях, она скучает по маме, ласковой, уставшей и смешливой… Глаша передёрнула худенькими плечами от нервного озноба: если бы она сейчас услышала бабушкин голос: "Глаша! Какая ты неуклюжая, пролила сливки! Бабушка так старалась…" — то расплакалась бы не от досады, а от счастья!