Длинные дни в середине лета

Славка что было сил хлопнул дверцей.

«Ладно, — подумал он, — теперь хоть знаю, что за автобус она цепляться не

будет».

Когда вечером, после смены, Юрка вернулся в вагончик, вся компания уже

была в сборе. Сидели они, наверное, давно, с обеда, потому что вещи у всех были

сложены, только Юркино шмотье валялось. Солома из тюфяков пошла в печь, еще

жгли какие-то тряпки — вонища была зверская.

«Замерзли, собаки!» — подумал Юрка.

— Привет ударникам труда! — сказал Шмунин.

«Колбасу они, конечно, доели, — подумал Юрка.— Собаки, конечно. Ну да

что от этих хануриков ждать?»

— Сэры, — спросил он, — кто ужинать пойдет?

Желающих не оказалось.

Когда Юрка вошел в землянку, все замолчали.

«Обо мне говорили, — подумал он, — или о нас. Интересно, хоть один

отказался бы поменяться с нами?

На карачках бы за поездом, пополз, если бы предложили. Только кто

предложит? У них классов по пять, по семь. Не всем же быть интеллигентами.

Надо кому- то и землю пахать. А все-таки здорово они нам, наверное, завидуют».

Юрка сел на свое место, достал из сапога ложку, Эй наложил ему каши. За

столом молчали. Эй поставил рядом еще одну миску, потом еще две — для ребят.

Эмки за столом не было.

«Зря он эту кашу выставил, — подумал Юрка, но ничего не сказал. — А то

начнутся расспросы да подковырки. Пусть уж лучше молчат. Я, что ли, виноват,

если всестороннее развитие задерживается?»

Ел Юрка торопливо, все время прислушивался, не едет ли машина. Эти

товарищи мигом забросят вещички, а ему еще нужно укладываться. Но было тихо.

Эй все так и стоял с черпаком. Эмка еще не пришла.

Потом послышались шаги, дверь распахнулась, и ввалились все трое.

— Смирно! —заорал Никонов с порога. Они так сияли, что смотреть на них

было противно.

— Имениннички, — залыбился Мишка, — ну, садитесь. Посидим последний

разок.

— Некогда! — сказал Бунин. — Доедай скорей и догоняй. Мы пойдем

навстречу машине.

— Зачем? Я лучше дождусь.

— Ну уж да! — встрял Шмунин. —Будем мы из- за тебя туда-сюда кататься.

— Посидите, ребята, —тянул Мишка, — чайком с заварочкой побалуемся.

Успеете в свою Москву.

— Ладно, — сказал Бунин, — счастливо оставаться.

Он вытащил, из сапога ложку и ткнул ее в дымящуюся кашу. Шмунин сделал

то же. И Никонов.

Они вышли, и Никонов сразу заорал:

Наша Таня засмеялась,

В полчаса она собралась!.

«Никонову ничего, — подумал Юрка, — он с рюкзаком. А как эти два свои

чемоданы потащут — обхохочешься».

— Улетели пташечки! — сказал Мишка и посмотрел на Юрку. Юрка

старательно выскребал миску.

— Их теперь на тросу не удержишь,.— подхватил кто-то.

«Начинается! — подумал Юрка. — Ближний бой».

— В Москве небось хвост набок — мы герои, мы пахали.

— Ладно, — сказал Юрка и почувствовал, как противно похолодело в

животе. Огуренков напьется с горя, раз у него такие ученики. — Ладно, вы герои,

вы пахали. Счастливо вам оставаться.

«Ну, не кретин ли я? — подумал Юрка, пробираясь к двери. — Кто мне этот

Шмунин, чтобы его защищать?»

Он уже взялся за ручку двери, как кто-то крикнул:

— Стой!

Юрка обернулся и чуть не обалдел. Кричал Эй.

— Стой, — повторил Эй, — ложку положи.

Юрка вернулся к столу. Три миски еще дымились. В землянке молчали.

— Ну, герои! — вдруг крикнул Юрка («И пусть будет потерян для нас день,

когда ни разу не плясали мы»). —Орденоносцы и покорители! С кем в ночную

пойдем? -

В землянке молчали.

— Давай! — кричал Юрка.— Деньги вам не нужны? Медалей не хотите?

Студенты, конечно, слабаки, но вы-то ведь герои. Вам же не впервой по две смены

вкалывать!

— Ты пойдешь! — вдруг сказал Мишка Лосеву. — Тебе еще за горючее

расплачиваться.

Загонка казалась бесконечной. Пожалуй, когда сидишь на плуге, она кажется

короче. Сидишь там, думаешь про что-нибудь свое и не видишь, далеко ли до

конца—трактор все закрывает, а потом вдруг приехали, нужно разворачиваться.

Фары далеко пробивают ночную темноту, а загонка нее тянется, тянется. Юрка

сидит в кабине. Так установилось сразу, как только выехали. Даже подумать

смешно, что Мишка ночью побежит проверять, где он сидит. А в кабине теплее.

Это заметно, когда выпрыгиваешь, чтобы поднять плуг. Потом на рысях догоня-

ешь трактор и впрыгиваешь в кабину. Прыжок рискованный, потому что можешь

оступиться на гусеницу — она гремит под тобой в темноте. Но об этом лучше не

думать, когда прыгаешь.

Лосев молчит, и видно, что сон его одолевает пострашному. Он не опускает

руку с левого рычага, чтоб трактор не сполз в борозду, нога на педали сцепле-

ния— всё вроде правильно, но голова его, как игрушечная, болтается, на длинной

шее.

От гула балдеешь. Может, это только с непривычки, но кажется, что ты уже не

человек, а карасик в стеклянной банке и рядом грохочет отбойный молоток.

«Собаки, наверное, уже добрались, — думает Юрка,— дрыхнут в клубе. А

может, Тамарка концерт дает прощальный. Умора была, как они чемоданы та-