Длинные дни в середине лета

— А чего он, спать сюда приехал? Пускай все смотрит, капиталист

проклятый.

— Спутник — бип-бип! — сказал иностранец, не открывая глаз.

— Видишь, им всем ракеты нужны. А больше им ничего неинтересно.

Шпионы проклятые!

— Вот я сейчас вылезу, — пообещал шофер, — и дам тебе такую

ракету!

Едва ли эта угроза смутила Наташку, но и так было ясно, что

измученного туриста ничем не проймешь. К тому же у входа назревал

какой-то скандал, и Наташка поспешила к месту происшествия.

Здоровенная деваха лет двадцати в темно-синем костюме, который,

казалось, вот-вот лопнет от движений могучих округлостей, билась, как

пойманная рыба, в тесном проходике, высоко вскидывая красные ручищи.

Две контролерши — одна молоденькая, с челочкой из- под берета, другая

старая, в очках, — надежно держали оборону.

— Это что же получается! — кричала девушка. — В туалет сходить

нельзя? Или городские и это уже механизировали?

— Предъявите ваш билет! — спокойно сказала очкастая контролерша.

— Я тебе сто раз говорила, что все билеты у нашего Самоделкина. Он

за билеты отвечает.

— Тогда купите.

— Как же! Я с делегацией, обязаны пропустить.

— Девушка, у нас триста делегаций в день. Нужно соблюдать порядок.

— А ты за уборные отвечаешь? — спросила молодая контролерша.

— Я за рост надоев отвечаю, понятно? За рост поголовья. За снижение

себестоимости.

— Плохо отвечаете, — сказала очкастая. — Цены на мясо когда

поднялись? Это вы так себестоимость снижаете?

— А вы привыкли все даром получать. Привыкли на деревне выезжать.

— Бедненькая! — опять влезла молодая контролерша. — Совсем тебя

заморили. Да на тебе пахать можно.

— Как же! Прошли те времена. Сейчас где сядешь—там и слезешь.

— Очень много вам свободы дали, — строго сказала очкастая. —

Совсем распустились.

— Дали! От вас дождешься!

«У, воровка, — подумала Наташка, — дави их!»

_— Государство вас орденом наградило, очень сухо сказала очкастая, —

а вы такие слова?

— Ты моего ордена не касайся, — она прикрыла ладонью лацкан

жакета. — Ты сама такой заработай!

— Давайте пустим ее, — предложила молоденькая.

— Ни за что! Она мыслит неправильно. Разве можно такое поощрять?

— Я про вас в газету напишу! — кричала доярка. — Я напишу, как вы

ставите рогатки передовому опыту. Я вас всех с работы поснимаю.

Контролерши молчали — старая, поджав губы, демонстративно смотрела

в сторону, как будто доярки с орденом здесь и не было, а молоденькая

смотрела с интересом, какой она еще номер выкинет. Наташка пошла к кассе

и на вырученную в метро мелочь купила два билета.

— Пойдем, — сказала она, — пусть они застрелятся.

— Я про них все напишу, — сказала доярка,— в «Маяк коммунизма». У

меня там редактор знакомый. Знаешь какой ловкий! Пять минут с тобой

поговорит — и готово, приезжай за гонораром. Он с них стружку снимет,

будут знать, как с рабочим человеком разговаривать.

— Ты рабочий человек?

— Ну!

— А орден за что дали?

— За примерное поведение. У нас в школе одна подхалимка была,

ко всем учителям ластилась. Они ее на медаль вытянули. А в институт

она все равно не попала — разве в Москве за месяц ходы найдешь! Так и

сидит теперь в конторе, костяшки перекладывает за семьдесят рублей. И

медаль у нее ерундовая, даже в клуб надеть нельзя. А я после седьмого

класса на ферме.

— Доярка?

— Ну, — она растопырила пальцы, — видишь?

— В какой павильон пойдем?

— А ни в какой! Зоотехник с председателем ходят — и ладно. А мне

зачем?

— Чего же ты лезла?

— А как они могут не пускать? Да они ручки по швам должны

протянуть, если рабочий человек идет.

-Они сели на лавочку. Совсем рядом шумел фонтан. Солнце уже

больше не пряталось, и вызолоченные женские фигуры по краям фонтана

сверкали так, что было больно смотреть.

— Это знаешь, как назвать можно? — спросила девка. — Слава

труду. Точно! Ты со мной не спорь. Я заголовки умею придумывать.

Редактор говорит, что в центральных газетах так не могут. Мы с ним

писали статью про навоз. Нужен заголовок, я и придумала — «Сделаешь

так — будешь с удобрениями». Здорово?

— Так и напечатали?

— Ну!

— У, воровка! Мороженого хочешь?

— Давай, я все московское люблю. Только ты меня так не называй.

— Ничего, перебьешься.

По дороге Наташка посчитала мелочь — не хватило трех копеек. Она

тронула за локоть какую-то расфуфыренную даму — та от нее, как от

прокаженной, отвернулась. Попросила у дяди в полотняном костюме —

тот тоже скривился, но три копейки дал.

— А хорошо! — сказала девка, мороженое так и хрустело у нее на

зубах. — Если бы в городе жила, по десять пачек в день ела и на танцы

ходила. А где у вас танцы бывают?

— Везде.

— А что танцуют?

— Твист.

— А как?

— Вставай, сейчас научу.

Доярка послушно встала, и Наташка под какую-то торжественную

песню — она гремела из - репродуктора — закрутила ее по площади.