Длинные дни в середине лета

— Бедрами, бедрами работай! — кричала Наташка.

Вокруг стали-собираться любопытные. Зрелище было смешное.

Костюм на доярке вот-вот должен был лопнуть. Но, видно, крепкие нитки

были в районном ателье.

— Ух, больше не могу! — простонала она, повалившись на скамью. —

Купи еще мороженого.

— Сама купи.

— Ну тогда не надо. Я думала, что ты меня уважить хочешь.

— А за что?

— Как за что! Мне даже у нас в сельпо все без очереди дают.

— Ну и беги в свое сельпо.

— А ты не очень воображай! Кто ты есть? Стиляга московская. Танцы

какие танцуешь? Тебя бы к нам на ферму —быстро бы рога обломали.

— Му-у-у-у! — Наташка выставила пальцы, как рога.—Буренка, му-у-

у! — Стиляга! И про тебя в газету напишу! .

— Му-у-у! — прыгала вокруг нее Наташка. — Му-у-у!

...Часа через два Наташка шла мимо кафе. Солнце уже пекло, и было

душно. Из окон валил крепкий запах щей. Вдруг парень, сидевший за

столиком у окна, ей подмигнул. Наташка вернулась и уставилась на него.

Он уже что-то рассказывал своим соседям — парню и девке и не смотрел в

окно. Девка была очень носатая. Наташка стукнула по стеклу и, когда

парень посмотрел, показала ему язык. Парень махнул рукой - заходи, мол.

— Парле ву франсе? Шпрехен ди дейч? Спик ту инглиш? — спросил

он, когда Наташка села за столик.

— А по фени ботаешь? — спросил другой, и девка засмеялась.

— Сам ты Феня! — окрысилась Наташка!

— Правильно, мы же не познакомились, — сказал первый парень. —

Нашу даму зовут...

— Валькирия, — сказала носатая, — ничего?

— Ничего, — сказала Наташка. — Валька, значит?

— Эдик! — представился первый парень.

— Эдмонд! — поправила его носатая.

— А зови меня Семеном! — сказал второй парень, и все трое

засмеялись.

— Ладно, — сказала Наташка, — а я Бутылкина. Годится?

— Ну и прекрасно, — сказала носатая. — Эдмонд, наливай.

— Вы коньяк употребляете? - спросил Эдик. — Мадеры, к сожалению,

нету.

— Нечего с ней церемониться! — сказал Семен.— Закажи двести

граммов портвейна — и хорош.

— Вы его извините, — попросил Эдик Наташку,— он у нас парень

добрый, но неотесанный. Не обращайте на него внимания — как будто его

не видно и не слышно.

— Хрен вы меня не услышите. Я песню петь буду.

Носатая уже икала от смеха, а Семен растрепал волосы и рванул узел

галстука. Наташка выпила, теплый ком встал в горле так, что не продохнуть,

и даже слезы выступили.

— Извините, — сказал Эдик, — он интеллигента из себя представлял и

скушал весь лимон. Осталась только пудра. Не угодно ли макнуть пальчик?

— Слушай, — спросил Семен, — а мы с тобой на Ярославском не

встречались? Ты еще с подругой была — тощая такая, и все зубы золотые.

Ты мне тогда больше понравилась, но тощая вцепилась — не оторвешь.

— Ты ошибся, — сказал Эдик. — Мы виделись на вечере органной

музыки. Орган, Бах. Незабываемое удовольствие, не правда ли?

— Ну и ладно! — согласился Семен, — Тогда я с горя петь буду.

Мамаше дочка говорила:

«Зачем с папашею ты спишь?

Зачем с папашею ты спишь,

А я, девчоночка, одна?»

— Тише! — зашипела носатая. —Это уже черт знает что. На нас

смотрят.

— Ты, шнобель! Не порти песню! — сказала Наташка.

— Как? — спросила носатая. — Как ты меня назвала?

— Понравилось? — обрадовался Семен. — Ты ей про Баха, а народная-

то лучше. Налей ей еще. У нее душа простая, ее коньячок не испортит.

— Мадемуазель пошутила, — сказал Эдик носатой, — она не хотела

тебя обидеть. Шнобель это..

— А ты не лезь! — оборвала Наташка. — У меня у самой язык есть.

Давай выпьем, шнобель.

— Это черт знает что! — вспыхнула носатая.

— А что вы думаете об Антониони? — спросил Эдик.

— Перестань паясничать! — носатая встала. — Нам пора, позови

официантку.

— Ты фокусы носом показывать не умеешь? — спросила Наташка. —

Тебя в любой цирк возьмут.

Носатая двинула стул, споткнулась и побежала из зала.

— Девушка! — позвал Эдик официантку и положил на стол деньги. —

А вы попали под дурное влияние. Жаль, я думал, что мы приятно

побеседуем.

— Ты беги, — сказала Наташка, — беги за своим шнобелем. Паяльную

мастерскую откроете.

Эдик ушел. Подошла официантка, заглянула в блокнотик, взяла деньги и

собрала посуду. На столе остались только две рюмки и почти пустая

бутылка.

— Чего ты раздухарилась? — спросил Семен. — Выпила и молчи. А то

вывести можем.

— Ты, что ли? Попробуй.

i

— Не роняй марку. Ты же с Ярославского.

— А ты откуда? От маминой юбки? Пижон несчастный, стиляга!

— Ладно, давай дернем по последней и разбежимся. Совсем шуток не

понимаешь.

— Нужны мне ваши шутки! У меня работа.

— Ври больше.

— А зачем мне врать? Ты же сам говорил, что видел меня на

Ярославском.

— Мало ли что я говорил.

— У меня работа такая. И нечего над ней смеяться. Думаешь, это легко?

— Ну, тогда действуй. Коньяк можешь допить.

Он встал, пошел, но вернулся и неловко сунул Наташке трешник.

— Пока, на Ярославском встретимся!