Длинные руки нейтралитета

– Эскадра прикрытия к ним присоединится в Константинополе. Состав пока неизвестен.

Мешков чуть сузил глаза.

– А какой у них ход, вопрос?

– На испытаниях выдали четыре узла. Да, вот интересная особенность: плоское днище.

– Ну, так я тебе без запинки скажу: у них ухудшенная устойчивость на курсе. С точки зрения артиллериста это значит: меткость не та будет на дальних дистанциях, особенно на сильной волне. А вот накоротке они нас уж как разнесут… Содом и Гоморра завидовать будут.

– Что еще скажешь, артиллерист?

– Скажу, что прав был Тихон. Боеприпасами надо грузиться сколько можно и сколько нельзя. И не только нам, «Херсонесу» тоже.

– Дополнительные этажерки?

– И ящики тоже. Выделить… ну, скажем, шесть матросов. Пока уходят гранаты с этажерок, они перекладывают из ящиков… изначально получаем более плотную загрузку трюма, comprenez-vous[17]?

– Je comprends parfaitement[18]. Вот еще я думаю: надо возвращать к этому бою всех наших. Всех, кто сейчас на укреплениях.

– И Шёберга? И нижних чинов?

– Всех.

Таррот рассчитал правильно. Тучи наполнялись водой все больше; к вечеру дождь мог пойти, а уж ночью он точно должен был пролиться. Но ночью дракон запланировал себе другие дела.

Он вылетел из пещеры с соблюдением всех мер предосторожности за час до заката. Дождь только-только начинался. К моменту атаки видимость по вертикали должна была снизиться до пятисот маэрских ярдов. То, что надо: никто не увидит угрозу с неба.

Дракон без всякой спешки облетел строй кораблей. Видеть он их не мог; даже драконьим глазам пелена дождя не поддавалась. Но потоки магии жизни чувствовались, осталось лишь отсортировать их по интенсивности. Вот тут и начались трудности.

То ли высота была слишком велика, то ли насыщенность воздуха водой портила дело, но Таррот не смог обоснованно выбрать цель, поскольку был не в состоянии отличить корабли по размеру. Создавалось полное впечатление, что по количеству людей на борту все они одинаковы. Такого, разумеется, быть не могло. Но и водная магия не давала отчетливого приоритета какой-либо цели перед другими. Ветер был слабым, сигнал от волн, разбивающихся о корпуса кораблей, был по интенсивности сравним с шумом от дождя.

В драконьей системе обучения воинов воспитание терпения полагается одним из основных элементов. Дракон мысленно отложил атаку и поднялся на высоту восьми тысяч ярдов, пробив при этом облака. В свете заходящего солнца перспективы изменения погоды были ясны: дождю предстояло литься примерно четыре часа. Это означало, что атака состоится этой же ночью, но позже.

Дракон с теми же предосторожностями вернулся в пещеру. Ему осталось лишь ждать.

У пластунов не особо сильный дождь почитался за союзника. Часовые мерзнут на посту, теряют бдительность, слышимость дурная, видимость и того хуже. Что может быть лучше плохой погоды?

На этот раз хорунжий Неболтай не участвовал в поиске лично. Он поставил задачу подчиненным и был уверен, что те ее выполнят в меру своих сил и умений. Но действительность несколько разошлась с предположениями.

Семаков точно так же оказался обманут в надеждах. Понадеявшись на ловкость подчиненных Тихона, он ожидал рядового или унтера. Эти ожидания продолжали в нем жить, когда прибыл посыльный от пластунов и доложил, что «господин хорунжий с пленным ожидают». Но в момент, когда он вошел дом, где размещался пехотный штаб, он увидел французского офицера в чине лейтенанта.

Тихон предупредил вопросы:

– Извиняюсь за своих храбрецов. Чай, не на базаре покупали: кого нашли, того и увязали.

– Да ты что, Тихон, Андропович, – не вполне искренне отвечал моряк, – я не в претензии. Понимаю дело. Что ж, поговорим…

Для француза этот вечер (точнее, ночь) запомнилась кошмаром, в котором не предусматривалось пробуждение в своей кровати.

Для начала во время вечерней прогулки какие-то неизвестные устроили ему землетрясение в голове, которая так и продолжала болеть вплоть до самого утра. Рот офицеру заткнули его же шарфом, который оказался на редкость невкусным. Запомнить удалось немногое: дорога по потрясающе скверной местности (даже по русским меркам), здание с белыми стенами, комната с двумя свечами и некто, кто одеждой и повадками очень напоминал свирепого казака. Впрочем, тот оказался не людоедом. Наоборот, незнакомец, который не взял на себя труд представиться, сначала избавил рот пленника от шарфа, а потом обнаружил некоторое знакомство с французским языком. Выразилось оно в толстом пальце, ткнувшем на стул, и в пожеланиях, произнесенных с ужасающим акцентом:

– Ici rester. Venir officier grand[19].

Ожидание оказалось недолгим. Officier grand оказался капитаном второго ранга – в русских знаках различия лейтенант разбирался- и заговорил он так, как и подобает офицеру и дворянину: на хорошем французском языке.

– Назовите ваше имя, чин, должность и подразделение, в котором вы служите.

Пленный подумал, что воспитанный человек представился бы первым, но у него хватило ума не допустить эту мысль до языка.

– Поль Райяр, лейтенант. Командую вторым взводом в первой роте восемьдесят девятого линейного полка.