Длиной в неизвестность

— Я думал, что больше не увижу тебя, — опустив взгляд, сказал Тору. — Почему мы не виделись так долго?

— Встретимся, если захочу. И если ты не будешь таким унылым, — бодро ответил Юмэ, — мне нужно было…поработать над визуализацией. Я держу обещания, вообще-то. А ты пока расскажи, что случилось и почему ты теперь ещё более кислый, чем раньше.

— Ойкава-кун при всём классе начал читать мои неумелые стихи.

— И ты злишься на него?

— Я злюсь на свои стихи, — ответил Тору, — и на него тоже, конечно.

— Прочти что-нибудь, — попросил Юмэ, — небольшое, не люблю стихи.

— Я не пишу на английском, — объяснил Тору, — только на японском и на русском.

— Давай на русском.

Тору напрягся, вспоминая свои стихи. В голову не приходило ничего стоящего, и он раздосадовано выдохнул.

— А ну давай, — потребовал Юмэ, — а то я всерьёз подумаю, что этот твой…как его, какой-то там «…кава» не зря смеялся.

Услышать насмешку от Юмэ было больнее, чем от диковатого Юити, поэтому Тору подошёл к задаче серьёзно. Он прочёл несколько строк из последнего стихотворения.

«Без тебя пятый год, как вечность

В очертании бури снежной.

Ты простишь мне мою беспечность

И себе бы простил, конечно»

— Ты неплох, — задумчиво сказал Юмэ, — ты же знал? Решил похвастаться?

— Вовсе нет, — возразил Тору, — тебе правда понравилось?

Похвала разлилась по сердцу нектаром.

— Я мало что понял, — силуэт Юмэ опустился на пол и сел, прислонившись к стене, — но там, вроде бы, даже ритм сохранен. Звучит хорошо, как мне кажется. Я в стихах что-то смыслю, хоть и не много и не очень-то хорошо.

— Танака-сэнсэй предложил мне вступить в литературный клуб, — вспомнил Тору.

— А ты?

— А я сбежал, сказав, что подумаю, — признался он, — мне теперь даже думать о нём стыдно.

— Ты так много думаешь, — сказал Юмэ, вздохнув, — читать стихи стыдно, общаться с людьми стыдно. Когда моешься, зажмуриваешься? — посмеялся он.

— Я, — пробубнел Тору, но, опомнившись, продолжил чуть громче, — нет, просто… Так же правда стыдно. Я подарил ему свою ручку.

— Ручку? Обычно дарят руку и сердце.

— Ручку, — Тору хлопнул себя по лбу, — какой же позор, Ками-сама, — простонал он. — Мне нужно перевестись в другую школу.

— А ведь ты наверняка когда-нибудь девушку найдёшь, — сказал Юмэ. Голос его звучал измождённо, — вы до старости проживёте непорочными душами?

— Не найду, — категорично ответил Тору, — проживу жизнь в одиночестве.

— Как грустно, что я не вхожу в твои планы, — нарочито опечаленно сказал Юмэ, — а я-то, дурак, думал, что мы стали так близки. Я рассказал тебе так много, почти как… — он вдруг осёкся, но вскоре продолжил, не давая возможности спросить, — а ты даже не видишь меня в своём будущем.

— Ты же не девушка, — всерьёз оправдался Тору, — я не могу на тебе жениться.

— Ты сказал «не могу», — Юмэ немного повеселел. Тору стало спокойнее — переживать чужое расстройство было тяжелее собственного. — Но не сказал «не хочу».

— Я не имел в виду…

— Ты покраснел, я же вижу, — Тору рефлекторно закрыл лицо и уши руками. Он, находясь в полном замешательстве, отвернулся от смеющегося Юмэ и не знал, что ответить на странное замечание.

— Ладно, ладно. Я обещал показать кое-что.

Юмэ поднялся на ноги и в следующую секунду с комнатой стало происходить что-то необъяснимое: Тору глупо уставился на позеленевшие стены, исчезнувшую лампочку и покрывшийся травой пол. Через мгновение стены будто растворились, сменившись уходящим вдаль пейзажем. От прежней комнаты осталось лишь стекло, отделяющее Тору от Юмэ. Оно растянулось в ширину, не давая возможности выйти за его пределы и увидеть друг друга.

— Ну как? — спросил Юмэ.

Тору огляделся: за его спиной стоял невысокий домик на два этажа и щуплый чердак — от запылённых окон и выцветших деревянных панелей веяло стариной и уютом. Дом открывал вид на просторное поле и скромный сад: цветущая сакура и берёзы? Мать не раз говорила о берёзах, как о главных российских деревьях, а сакура считалась одним из символов Японии, поэтому Тору был удивлён, увидев их здесь.

— Я подумал, что твоей японско-русской душе понравится такой сад, — добавил Юмэ, — можешь подойти и посмотреть. И в дом зайти можешь, и по полю побегать босиком.

— Это ты сам сделал? — спросил Тору, с восторгом оглядывая просторы. — Визуализация?

— Она самая, — гордо хмыкнул Юмэ, — всё сам. А ты пользуйся случаем и моей добротой и талантом.

Тору неуверенно кивнул и сделал шаг. Трава щекотала босые ступни, попадала под штанины и вызывала неконтролируемый смех.

— А мы где? — спросил Тору, двигаясь в сторону дома. — Я не знаю такого места.

— Я бы хотел жить здесь, когда стану стариком, — ответил Юмэ, — тихо и спокойно. И красиво, мне кажется. И никакого лишнего шума. Всё как ты любишь, мистер «не-могу-жениться-на-своём-друге».