Тору посмотрел в сторону стеклянного бортика. Если бы он шагнул вниз, поддавшись минутному желанию, то не было бы ни доверчиво прижимающейся к его боку Киры, ни раздающегося рядом непринуждённого смеха, ни долгожданной улыбки, наконец осветившей Юрино лицо. Тору вгляделся в укутанный ночными огнями город: оживлённая Москва дышала уверенным спокойствием и равновесием, тянула к себе не изысканностью смерти в золотой столице, а лаской жизни, острой и обжигающей кожу насыщенностью многоликих дней. Тору готов был кричать от восторга и со слезами благодарить мир, позволивший ему остаться в его объятиях ещё на несколько лет. Он был живым, стоял нагим перед вырастившим его светом, стоял в без сопровождения увлекающих на дно нерешаемых проблем.
«Я никогда не прыгну, — подумал Тору, быстро смахнув собравшуюся в глазах жгучую влагу, — никогда больше».
Выдохнув в пустоту ночного неба накопившуюся на душе тяжесть, Тору посмотрел на Киру. Она так же искренне улыбалась честности настоящего: в её глазах отражался свет желтеющих фонарей, на щеках нежно-розовой краской играл мороз, а на тёмных волосах собирались бусины растаявшего снега. Тору бесстыдно разглядывал её лицо, стараясь не упустить ни одной детали, и с трепетом находил в них отражение самой жизни.
Кира была жизнью, была её началом и продолжением — она вобрала в себя каждый аспект настоящего и усилила их проявления. Тору не мог узнать в ней ту Киру, с которой познакомился на вечеринке. Он был уверен, что исходящую из её сердца непосредственность нельзя было затмить ни алкоголем, ни шумом плохой музыки. Могла ли она настолько преобразиться за такое короткое время? Или преобразился он, научившийся видеть прекрасное?
— Кир, — Тору не хотел прерывать её взгляд, наверняка видящий больше, чем тени ночного города, но он чувствовал, что должен успеть исправить ошибки прошлого. Здесь и сейчас. Сейчас или никогда. Больше не нужно было искать подходящего момента. Посмотрев на жизнь без прикрас и зачарованно полюбовавшись её подлинным свечением, отражённым в чужих глазах, Тору будто перестал верить в понятие «подходящего».
Он притянул Киру к себе и, прикрыв глаза в желании сохранить часть вспыхнувшего света, ощутил на губах его немую растерянность. Друзья восторженно загудели, доносящаяся с центральных улиц музыка заиграла громче, но звуки потеряли всякую ценность, растворившись в чистоте неловкого прикосновения. Он отчётливо ощутил запах Юриного парфюма, когда с порывом ветра шарф лёг ему на лицо. Тору целовал саму жизнь, и от этой мысли на душе становилось теплее. Может быть, жизнь подарит ему новогоднее чудо и позволит полюбить себя, жадную до страсти, волевую и нежную, так, как не позволяла раньше. Тору будет любить. В этот раз он был по-настоящему готов.
— С новым годом, — улыбнулся он.
Друзья зааплодировали и стали шумно хвалить его наконец прорезавшуюся смелость. Тору почти чувствовал себя героем — его переполняла справедливо проснувшаяся мужская гордость. Только Юра молчал и неопределённо смотрел на них вновь потускневшими голубыми глазами, пока, сорвавшись с места, не бросил через стеклянную изгородь почти полный стаканчик расплескавшегося в воздухе кофе.
Шаг пятнадцатый. Праздничное откровение и честность ночных улиц
— Юр?
На оклики Юра не отвечал — продолжал идти вперёд, расталкивая мешающую толпу. В его резких движениях не было ничего, кроме холодного безразличия.
— Юр, подожди, — оставив позади растерянных друзей и, в частности, недоумевающую Киру, продолжающую глупо смотреть перед собой, Тору побежал вслед за Юрой. Неловко балансируя на скользкой плитке, он с трудом пытался не потерять его из виду.
— С праздничком, — Тору столкнулся с очевидно пьяным мужчиной, нацепившем на себя бороду Деда Мороза. — Пойдём с нами!
За ним неповоротливо следовали чуть менее пьяные женщины и вымученно улыбающийся юноша — на его голове, как маятник, раскачивался праздничный колпак.
— Спасибо, я тороплюсь, — поспешил оставить их Тору, — с праздником, да.
— Ну выпей с нами, — мужчина обиженно надул губы и протянул ему открытую стеклянную бутылку, — на, пей, я угощаю. Я же угощаю?!
Мужчина обернулся, ища взглядом сопровождающую его компанию. Под звуки протяжно-пьяного «да» Тору зажмурился: всё повторялось. Жизнь зациклилась: бутылки, холод подстывшей и поблескивающей на горлышке слюны, алкоголь, женщины, поцелуи — ему нужно было срочно что-то решать.