Длиной в неизвестность

— Ты…понял, да, — зажмурившись, повторил Тору. — Прости, что побеспокоил так поздно и…спасибо.

— Ерунда. Было лучше дебильного стрима.

Юра первым сбросил вызов, оставив Тору наедине с клокочущим в груди сердцем. Он долго смотрел на затухающий экран телефона, пока, наконец, не погрузился в беспокойный сон.

Они друг друга поняли. В этот раз вместе. Поняли и негласно предпочли молчать — а там и без слов будет понятно.

Может быть, Тору ещё стоило побороться за выбранный путь. А сдаться всегда успеется.

Шаг двадцать третий. Увядшее расцветает в твоих руках

Следующим утром Тору смог по-новому взглянуть на самого себя. Он чувствовал, что может удержать на плечах тяжесть рутины. Хотя бы сегодня. Хотя бы в течение этой недели.

Мать ворвалась в комнату так неожиданно, что Тору успел лишь накрыть одеялом лежащий на кровати мусор.

— Доброе утро. Поешь, собирайся и не опоздай. Я побежала, буду поздно, — дверь закрылась, сквозняк покачнул занавески. Тору облегчённо выдохнул, собрал с кровати салфетки и привёл комнату в порядок. Где-то до сих пор лежали разбросанные вещи, а пыльный подоконник выглядел потемневшим, но сил на большее не осталось. Тору сел на край кровати и в безмыслии полчаса осматривал комнату: пространство больше не казалось захламлённым, поэтому он со спокойной душой собрался в университет, не забыв захватить с собой несколько наспех собранных бутербродов — у него неожиданно проснулся зверский аппетит, который не мог выдержать дурной привычки выходить из дома без завтрака.

Жевать, идя по скользким дорогам, было неудобно и неловко — Тору казалось, что на него смотрят десятки осуждающих глаз. Отвоевав у совести один бутерброд, остальные он сложил обратно в рюкзак. Чужое любопытство утихло, оставив после себя грязные следы.

Как назло, в вагоне пили кофе и аппетитно жевали бургеры. Девушка, держащая пластиковый стаканчик прямо над его головой, заставляла Тору нервничать. Из вежливости или из страха быть обидно испачканным в самом начале дня он уступил ей место. Все мысли занимали лежащие в рюкзаке бутерброды — места не осталось даже для панических атак.

Доехав до нужной станции и выплыв на платформу вместе с несущей его толпой, Тору закрыл глаза на осуждение и разрешил себе съесть злосчастный бутерброд. Сосуществовать с голодом не получалось — Тору не мог вытащить внимание из недовольного желудка.

Может быть, всем действительно было всё равно? На бутерброды, на его внешний вид и на него самого? Скольких людей из толпы он смог запомнить? Девушку со стаканчиком кофе? Он совершенно не помнил её лица. Бутерброд вдруг показался ему гораздо более вкусным.

День обещал быть спокойным, но до омерзительного скучным — как обидно было это осознавать, впервые за долгое время почувствовав себя хорошо. Юра опоздал на первую пару. Сказал, что проспал, и Тору возликовал, убедившись в том, что он тоже умел уставать. Однако позже Юра признался, что просто решил прогуляться пешком, пропустив два подходящих автобуса.

В перерывах Тору даже успел пообщаться с Кирой, сегодня выглядевшей ещё более счастливой, чем обычно. Как оказалось, её отец открыл несколько новых филиалов клиники и в честь этого устраивал пышное застолье. Тору и Юра были приглашены — Кира сказала, что Роман Александрович не будет возражать против двух близких друзей, но не упомянула сразу, что «близких друзей» она пригласила не меньше восьми человек.

Юра сразу согласился и многозначительно посмотрел на Тору. Тору не хотел идти ни на какие семейные вечеринки. И не на семейные. Тору просто не хотел никуда идти: уже сейчас, в одиннадцать часов дня, он чувствовал себя разбитым и вымотанным. Он неуверенно покачал головой, но Юра, махнув на его возражения рукой, пообещал Кире прийти к шести часам вечера. «Вдвоём с этим упрямым ослом».

Спасибо, Юрочка, удружил. Так держать.

Ослом Тору поплёлся за ним обратно в аудиторию, по пути не забывая причитать и возмущаться. С какой стати Юра решил всё сам? У него были совершенно другие планы! Лежать в кровати и мучиться бременем жизни — тоже план. А главное, что он точно осуществим.

У Тору не было никаких шансов попасть на праздник Киры. Если он не потеряет сознание, пока будет добираться до её дома, то это точно случится прямо во время застолья. Он станет посмешищем, и этот позор никогда не будет забыт.

— Грузишься, — снова повторил Юра. Впервые за всё время его глубоких рассуждений о жизни и смерти.

— Твоими трудами, — фыркнул Тору, — никуда не пойду.

— Пойдешь.

— Ни за что.

Тору было страшно даже представить себя в окружении толпы пьяных и шумных людей, сплочённых единой радостью. Он будет чувствовать себя грозовым облаком на ясном небе, наверняка встретится с ненавистью и потеряет последних людей, способных выдержать его ужасный характер. Слишком большой риск для сомнительного удовольствия и совершенно оправданный — для упрямого Юры, не видящего жизни без риска.

— Не хочу, — повторил Тору среди шума учебного класса.