Тору смутился и обречённо засобирался. Его сильно клонило в сон, хотелось весь день пролежать в кровати и провести время в объятиях лени, но, несмотря на это, на душе было как-то по-родному тепло. Будто после долгой разлуки вернулся домой, где тебя по-прежнему ждут.
Подстывшие за ночь дороги покрылись инеем, под ногами похрустывала хрупкая корочка льда. Тору шёл чуть позади и иногда, чтобы случайно не потеряться, смотрел на Юрину спину. У куртки, которую ему любезно одолжили, были достаточно тёплые карманы: пальцы почти не мёрзли, касаясь ворсистой ткани.
Тору оглядывался по сторонам, надеясь найти что-то, хотя бы немного похожее на храм.
— Далеко? — спросил он, подкравшись к Юре сбоку.
— Вон там.
Юра небрежно махнул головой куда-то вперёд. Тору присмотрелся и сначала ничего не заметил: многоэтажные дома, фонарные столбы, еле-еле виднеющийся мост. Но позже вдалеке — нет-нет, на вид до нужного места оставалось не меньше часа! — блеснули золотые купола.
— Почему не на транспорте? — едва не хныча от усталости, спросил Тору.
Юра тяжело выдохнул, усмехнулся и посмотрел на него с сочувствием:
— К блаженству души путь лежит через страдания тела, — драматично сказал он, — мама по возможности не пользуется транспортом. Даже если эта возможность в полутора часах пешей прогулки по лютому холоду.
— И ты часто так?
— Каждую неделю, — пожал плечами Юра, — почти каждую.
— Я теперь ещё больше буду тобой восхищаться, — заметил Тору, надев капюшон.
— А ты восхищаешься? — ухмыльнулся Юра.
— Не то чтобы восхищаюсь, — Тору замялся. Лысое дерево вяло затрещало над ухом, — но теперь точно да. Курить так хочется.
— Ну давай, хороший мальчик, закури. Мама тебе расскажет, что это греховно.
— Сигареты в куртке. Перед смертью не накуришься.
— Бросил бы уже.
— Бросил бы, — согласился Тору, — но не бросается. Не удивительно, что ты не куришь — у тебя такая чувствительная мама. Страшно подумать, что было бы, если бы ты вдруг стал атеистом.
— Она бы приняла, — невозмутимо ответил он, — не сразу, но в конце концов. Я бы, конечно, прошёл все круги ада на земле, но, верю, что она приняла бы, хотя, наверное, предпочла бы, чтобы я остался без рук и ног.
Тору кивнул. Юрина искренность оставила на душе горький осадок.
Остаток дороги они провели в тишине, редко прерываемой мучительным Юриным кашлем. Тору каждый раз вздрагивал, вспоминал проведённые в больнице вечера и боялся, что что-то снова пойдёт не так. Но Юра чувствовал себя хорошо и будто совсем не обращал внимания на кашель и иногда возникающую одышку. К лучшему. Пускай не замечает, потому что с его характером заметить означало стоять на пороге смерти.
Потерявшись в своих размышлениях, Тору не заметил, как они подошли к нужному месту. Вблизи храм показался ему ещё более притягательным: несколько минут он смотрел на золотые купола, поблескивающее в свете поднимающегося солнца, и на изящно возвышающиеся кресты, даже иноверцу напоминающие о духовной чистоте. В калитку заходили люди, в основном, женщины в длинных юбках и платках. Тору вглядывался в мелькающие лица, пытаясь понять, что за сила привела их сюда в такой ранний час. Поток прихожан не заканчивался: до службы оставалось несколько минут. В Тору расцветала приятная уверенность, что он оказался здесь не просто так.
Спокойная прохлада приятно освежала лицо, щёки пощипывало встреченным по пути режущим ветром. В воздухе читалось стойкое ощущение благоговения. Сердца всех собравшихся здесь людей бились ради общей цели — даже Юра выглядел совершенно иначе: в его глазах появилась особенная ясность.
Его мать уже зашла на территорию храма, позволив им постоять снаружи вдвоём и прочувствовать атмосферу субботнего утра.
Тору вдруг вспомнил как, по словам Киры, на Новый год Юра ходил на службу с его бывшей девушкой. Он улыбнулся своим мыслям, неловко осмотревшись: постепенно приходящих людей было всё меньше, а шаг их становился всё быстрее и шире. Молодая прихожанка трижды спешно перекрестилась и заскочила внутрь.
Он уставился на свои пальцы, сложив вместе большой, указательный и средний, но потом, заметив Юрин вопросительный взгляд, смутился и опустил руки в карманы.
— Вот так, — Юра медленно перекрестился: его рука плавно двигалась ото лба к животу, затем — к правому и левому плечу, — но ты можешь не делать.
Тору благодарно кивнул и зашёл в храм вслед за ним. Внутри было темно и душно: горели свечи и маленькие лампады, на стенах, расписанных библейскими сюжетами, висели иконы, похожие на те, что он видел у Юры дома. На некоторых из них дерево обрело свойственный древнему искусству рельеф: небольшие трещины и вздутия придавали им большую загадочность.