Дмитрий Русский

Конечно, везли старьё, вроде книг советского времени – о колхозах, планах, стройках и пятилетках. Митяй иногда читал и это, удивляясь непонятному времени. Оно выглядело большей выдумкой, чем фэнтези. Особенно смешной казалась детская литература: пионерские сборы, крепкая дружба и взаимовыручка, горны, каравеллы. Он читал это как самую настоящую фантастику….

Любимыми стали исторические книги. Митяй полностью проваливался туда, в иное время, и с неохотой отрывался, когда Закладка теребила  за плечо, отправляя на обед, или деликатно позвякивала ключами, намекая, что ей пора закрывать библиотеку и уходить домой.

Почему он вспомнил об этом здесь, воскресным утром? Потому что можно протянуть руку, взять с полки книжку и почитать в кровати. Никогда не знал, как здорово утром читать в постели: не прозвенит над ухом звонок, и не нужно будет кровать эту немедленно  заправить, чтобы лечь в нее  только вечером, по казарменному режиму дня.

Но сейчас читать было некогда: вечером он так и не повидал Ивана, а им срочно нужно поговорить. Кровать Митяй, конечно, заправил, как всегда, быстро и аккуратно. Умылся и пошёл в комнату к Ване.

Дом заполняла невероятная тишина, какой здесь не бывало никогда. Но Георгий оставался в полном неведении. К счастью, всем сторонним участникам событий не дано даже помнить тех, кто совсем недавно жил рядом. Сегодня сложилось так, будто у Георгия всего двое приёмных сыновей – Иван и Дмитрий, а жена Ирина лежит в больнице, где её готовят к выписке.

Вани в комнате не оказалось.  На столе лежал лист, надписанный «Диме», в него вложена распечатка. Митяй начал читать: «Привет! Я понял, что ты прав. Хватит сидеть, как детёныш страуса и прятать голову в песок.  Утром я улетаю с нашей городской командой на олимпиаду по химии в Москву.

Я нашёл очень важное о Тимуре. Удачи тебе!»

Ваня оставил распечатку соболезнования, опубликованного  в местной газете в прошлом году: «Друзья и близкие выражают глубокое сочувствие семье Молотовых в связи с трагической гибелью горячо любимого сына Тимура». И фотография мальчика в траурной черной рамке. Внизу рукой Вани сделана приписка «это наш Тимур!».

Вот оно что! Иван всё-таки докопался.  Митяй обещал Тимуру, что обязательно поможет. Но как?!  Чем можно помочь мальчику, погибшему год назад?

Митяй пошёл расчищать снег во дворе, и пока машинально шуровал лопатой, старался восстановить в памяти все детали. С той, первой встречи в Зордарне.  И он так ясно видел Тимура, такого живого. Что же всё-таки случилось?

Работа закончена, и решение принято. Ему придётся вернуться в прошлое. Следующий –  Тимур.

                                                                     * * *

Ночью Митяй снова стоял перед стенным шкафом. Сегодня он знал, что ему предстоит увидеть. И понимал, что не всегда знание – благо. Сейчас предпочёл бы неизвестность. Но пришлось открыть дверь….

Собиралась гроза, ветер тянул по асфальту бумажный мусор. На  трамвайной остановке пусто, только какая-то женщина притулилась на скамейке и нервно курила. Потрёпанная куртка, оторванный ремешок на босоножке, грязные, нечёсаные волосы…. Даже возраст не определить.  Сидела она, скукожившись и подобрав под скамейку ноги. Рука с сигаретой дрожала, женщину бил сильный озноб.

По обочине дороги ехал мальчик. Митяй узнал его.

Ливень хлынул сразу. Без предупреждающих первых капель дождя, без грома и сверкающих молний. Мальчик резко свернул, спрыгнул с велосипеда и завёл его под навес остановки. Митяй был невидим: наблюдатель, не участник действия. Поэтому прислонился к стене и ждал. Женщина внимательно всматривалась в мальчика, потом бросила сигарету:

- Ты Тимур?

- Да. Здравствуйте. А вы меня знаете?

- Да нет, а вот отца твоего я знаю. Слишком хорошо знаю.

- А я вас не видел. Не встречал раньше.

- Ну, где ж тебе меня видеть. По разным дорожкам ходим. Да вот пересеклись всё-таки. Бог, он всё знает…

- Вы хотите что-то сказать?

- Хочу, голубок, хочу… Живётся тебе как? Хорошо?

- Спасибо. Нормально живётся.

- Ну, ещё бы! Папа – мэр, мама – директор.

- А… вы откуда знаете?

- Я много чего знаю! Даже то знаю, что папа братца твоего в детдоме бросил.  Поразвлёкся по молодости, а потом и бросил. А то бы не ты, а он на велосипедах японских рассекал!

- Врёте вы всё!

- Чистая правда, голубок, чистая правда. А кому её знать хочется? Вот у вас всё хорошо, в шоколаде.  Денежки, машины, бассейны… А братец твой где? Знаешь?

- Какой братец? У меня нет брата!

- Как это нет? Братец – урод, вот и бросил его твой папаша. Родил себе другого, здорового, красивого. Тебя!

- Да вы-то откуда знаете?!

- Как же мне не знать? Я ведь мать его!

- Это вы его бросили! Отец мой тут при чём?

- Так это ж он велел! А я сама что могла? Мне куда с дитём? Это его грех, не мой!

- Вы ему скажите! Сами!

- Нет, голубок. Это ты ему скажешь. Сам! И спросишь: а где братец мой? Пусть он тебе ответит. Пусть!  Скажи ему, что Люцию видел! Это я, Люция…

Женщина ещё что-то кричала, она выскочила на дорогу и бежала вслед за Тимуром, а тот жал на педали и скоро исчез за завесой дождя.