Дмитрий Запольский (Russian Edition)

Б оря Гринер мог играть Мефистофеля без грима в любом театре. Ну или сатира, если на него надеть копыта. Фактурный он парень. Нос крючком, борода торчком, волосы дыбом, а взгляд! Такие глаза могли быть у Моисея на тридцать девятом году хождения по пустыне. Был Боря другом моего одноклассника Леши Монахова, вместе они отучились в Горном и создали мелкую строительную фирмочку. Ну там плитку мостили, мраморные подоконники ставили, камнем что-то отделывали. Конечно, не сами — мастера у них были, рабочие. В общем, не бедствовали, но и не жировали. Оба они выглядели намного старше своих лет. Ну типа мода такая: старцы. Леша — русский. Здоровенный, борода как у старообрядца, говорит медленно, со значением — правда, всегда что-то странное. Ну а Боря — понятно кто. Такой герой рассказов Бабеля, классический портной из Жмеринки.

Была у Бори дочка. Окончила она с красным дипломом филфак и в аспирантуре влюбилась в красивого юношу Алексея. Он был абхазцем. Поэтом и литературоведом-пушкинистом. Изящный, глаза горящие, высокий и утонченный, как юный князь. Он и был там каким-то княжеским отпрыском, там у них каждый пятый — князь, если не каждый третий. Короче, Боря выдавал дочку замуж. С понтом. Ну как возможности позволяли и обычаи. То есть поллитровка на одиннадцать персон. Но персон было много. Свадьбу играли в санатории на берегу Финского залива. Очень специфическое было мероприятие. Абхазцы держались скромно, а Борина родня — еще скромнее. Как-то без разгуляева: попили, поели, попели, поговорили, разъехались. Но бриллианты невесте подарили. А я свадьбы вообще-то терпеть не могу. Как и любые ритуалы, где встречаются совершенно чужие друг другу люди и после некоего количества спиртного вынимают свои фаллометры и начинают меряться. Поэтому и стараюсь никогда не принимать приглашений. Но тут пришлось. Дело в том, что жених был моим сотрудником. Я взял его на работу в свою программу «Петербургское время» стажером. Было это в 2000 году. Боря очень просил.

—Слушай, ну выручи меня, а? Ну пожалуйста,— ныл Боря и выстреливал из моисеевых глаз струи многотысячелетней скорби.— Ну вот ты пойми! Свадьба, родственники из Иерусалима и Майами едут, спрашивают, кто жених, сколько зарабатывает, какие перспективы. А какие у этого перспективы, если он только Пушкина и Шекспира знает, хоть и наизусть? Тьфу! Аспирант филфака! Кафедра русской поэзии! Ну стыдуха же мне доченьку за такого выдавать. Возьми его корреспондентом, он вроде писать умеет. А если не потянет, выгонишь через пару месяцев. Даже платить ему не обязательно. Пусть хоть статус будет — корреспондент в известной передаче…

Я не мог отказать Боре. Ну вот как? Видно было, что, если я скажу нет, он не обидится, а просто аннигилируется от грусти или сгорит от горя, как та самая купина синайская638.

—Ладно, — говорю. — Пусть завтра приходит.

Утром пришел ко мне этот невольник чести. Вот, блин, не люблю работать с поэтами. Дружить — да. А вот чтобы вместе что-то делать, это на фиг. Алексей был настолько манерен и высокомерен, утончен и велик, что я сразу послал его стажером на съемки сюжета про аварию на канализации в Красном Селе. Ты, говорю, можешь и не писать. Ты мне потом расскажи все красиво, а я сам напишу. Вам, филологам, такие слова неизвестны, какими надо этот текст написать. Князь надменно склонил голову в знак согласия и поехал смотреть, как в каких-то ебенях из-под асфальта бьет струя говна. Оператору я шепнул: снимай как надо, а я потом гляну сюжет и сам напишу. Типа пассажир с тобой в бригаде, из него репортер как из меня режиссер китайской оперы.

Через три часа возвращается моя съемочная бригада. Что-то еще они снимали, сейчас не помню. Ну то ли какой-то вернисаж, то ли заседалово. Что-то, о чем были готовые пресс-релизы. То есть работа корреспондента там была не очень актуальна. Мой новый сотрудник прямо в машине написал тексты. Убористым почерком. С завитушками. Но читаемо. Я пробежал глазами и сам себе не поверил. Обычно новички-репортеры всегда пишут полную хрень: кондово, гадко и тупо. То есть только через пару-тройку месяцев ежедневной работы к ним приходит свой стиль. А до этого момента, пока собственный голос не прорезался, они просто имитируют чей-то. Ну как священные индийские птицы майны подражают другим пернатым, а сами свое спеть не могут. Не умеют. Но тут в текстах надменного стажера были и стиль, и образ, и метафора, и логика сюжета, и вообще все, что требуется от журналиста. Кривовато, конечно, по профессиональным меркам, но талантливый парень. Причем очень.