Днепр могучий

— Тяжко тебе — стой, иссякают силы — стой, истекаешь кровью — тоже стой, подступает к тебе смерть — стой все равно! Стой и бейся до последнего! Вот что значит сейчас приказ: ни шагу назад!

Затем состоялся прием в партию, и первым рассматривалось заявление Максимова.

— Заслушаем автобиографию, — предложил Сабир, после того как зачитал его заявление, рекомендации и анкету.

— Пусть расскажет!

— Автобиография у меня маленькая, — волнуясь, начал Максимов. — Еще и рассказывать нечего. Родился и жил в Кузбассе. Отец — шахтер, забойщик. Мать тоже работает. Брат — офицер на фронте. Сестра в медицинском. Сам я окончил девять классов, пошел добровольцем. Воюю с сорок второго. Сражался на Дону, под Курском тоже пришлось. Ранили там. Из госпиталя попал сюда. Хочу воевать еще лучше, потому и прошу, товарищи, принять в партию.

— Вопросы есть?

— О наградах не сказал.

— Имею два ордена.

— Взысканий не было?

— Не было, и не будет.

— Есть еще вопросы? Нет. Какие предложения будут?

— Принять.

— Голосую. Хорошо. Опустите руки. Кто против? Нет. Принят единогласно.

Следующим принимался кандидатом в члены партии Глеб Соколов.

— Родился в 1921 году, — рассказывал он автобиографию, — отец — техник-строитель. Жили в Средней Азии, на Волге, на Кавказе, потом в Одессе. Отец работал на многих стройках и семью возил за собой.

— На полюсе не довелось побывать? — спросил кто-то добродушно.

— Нет еще, на после войны оставили, — отшутился Глеб и продолжал: — Окончил семь классов, учился в химическом техникуме, на фронте с первых дней. В бою под Смоленском ранен. Лечился больше года. А по выздоровлении назначен сюда. Семья в Уфе, отец там на строительстве завода.

Закончил и отошел в сторону. Лицо открытое и серьезное, в глазах светятся ум и воля.

— Всем разведчикам разведчик, — сказал Голев. — Рекомендую принять.

За Соколовым слушали заявление Юста Каремана. Кандидатом в члены партии он стал раньше. Сейчас его принимали в члены партии. Когда Сабир спросил, заслушать ли автобиографию, все закричали:

— Не надо, не надо, знаем, принять!

Юста знали. У всех в памяти трагическая гибель его семьи в Бабьем яру.

Собрание затянулось дотемна.

Когда, возвращаясь к себе, бойцы поднялись на гребень, им открылось потрясающее зрелище. По всему горизонту небо было багровым, в огненных сполохах. Доносились перекаты артиллерийской канонады. Все это было отсветом и отзвуком пылающего и грохочущего сражения, центр которого неумолимо перемещался в сторону Бойкова поля, которое пока еще было тихим и безмятежным. Коммунисты и комсомольцы молча поглядели вдаль и один за другим пошли вниз, к ротным позициям. Березину казалось, что по склонам заструились ручейки живой воды, свободно растекавшейся по земле, чтоб дать ей влагу и силу.

Григорий с час постоял под дубом, вглядываясь в сполохи военной ночи. Постепенно усиливался ледяной ветер, и в воздухе замелькали первые снежинки. Хмурые тучи спускались все ниже, и снег валил гуще и гуще. Белые вихри разбойно бросались под ноги, холодом стягивали щеки и, проникая за воротник, леденили тело. Да, долгой, очень долгой покажется эта студеная ночь. Ночь перед боем.

2

Утренние сумерки почти рассеялись, и местность уже просматривалась далеко. Все кругом неузнаваемо изменилось. Исчезли серые, желтые и зеленые краски, и все скрылось под белой пеленой. Из-за посветлевшей полоски совсем близкого горизонта доносится сильная перестрелка. Андрей уже часа два настороженно прислушивался к ней с командно-наблюдательного пункта, подготовленного чуть пониже гребня.

Буран несколько приутих, и кругом белым-бело. Замечательная маскировка.

Но вот из-за леса показалась темная неясная масса.

— Что это? — встрепенулся Юров. — Никак, немцы?

— Если наши, то предупредили бы, — ответил Жаров, не опуская бинокля.

— Ураган! Ураган! — понесся по проводам сигнал боевой тревоги.

Да, немцы. Их колонна движется молча: ни людских голосов, ни шума моторов пока не слышно. Теперь и в бинокль легко разглядеть, как пульсирует, извиваясь, ее громадное змеиное тело.

Андрей все глядел и глядел на эту змею-громаду и не мог отвести глаз. Куда же все-таки направляет она свое жало?

Прошло немного времени, и Андрей не заметил, как начал рассуждать вслух:

— Смотри, колонна раздвоилась: одна по-прежнему ползет прямо, а вторая повернула на нас. Да, на нас!

Бинокль сильно сокращал расстояние, и теперь Андрей ясно видел не одну колонну, а три. Ширина каждой метров тридцать, глубина теряется вдали в общей массе. Впереди — танки. По скольку? Справа три. В центре пять. Слева тоже три. Похоже, «тигры». За ними пехота, дальше вперемежку — бронетранспортеры, автомашины, повозки, и снова танки…

А мозг командира работал все напряженнее. Как они будут атаковать? Не ударить ли теперь же, чтоб рассеять? Нет, рано. А что, если пойдут вот так, колоннами? Нет, это же самоубийство. Скорее, развернутся. Впрочем, кто знает…

Андрей мысленно распределил цели, уточнил расчеты и направление огней, обдумал команды.