– Посмотрим. Но приказа такого не поступало. Полк-то здесь переправляться будет. А там и вся дивизия. Так что пока нельзя нам уходить. Да и позиция тут хоть и паршивая, но всё же какая ни какая, а есть.
Разговаривали они шёпотом, приткнувшись касками друг к другу. Чуть погодя сон начал одолевать обоих. Но Нелюбин спохватился первым и толкнул миномётчика в грудь:
– Сидор! Ты что, ёктыть, спишь на посту?
– Я? Нет, не сплю. Согрелся малость, после наградных, – виновато вздохнул Сороковетов. – А замполит наш где же? Отдыхает?
– Где там! В разведку напросился. Туда, к городу пошёл, где бой был.
– Боевой у нас замполит. Не то что Кац.
Нелюбин ничего не ответил. Пустой разговор, и поддерживать его не хотелось. Но миномётчик, видать, вспомнил бывшего замполита роты неспроста. Зевнул протяжно и спросил:
– Где ж теперь наш героический еврей?
– В штрафбат направили.
– Так ему и надо. Пусть с винтовкой повоюет. Да в атаку сходит. В первой цепи. Слышь, Кондрат, ребята интересовались: а что, в штрафных батальонах одни офицеры?
– Ну да.
– И что, рядовыми в атаку ходят?
– А ты что, приказ двести двадцать семь не читал?
– Нет, не читал, – не дрогнув ни одним мускулом, ни нервом, ответил Сороковетов. – Мне его гражданин прокурор зачитал. Раза три. Пока писарь приговор «тройки» строчил. А в руки ту бумажку так и не дали. Не доверили. А может, сомневались? Думали – неграмотный. Да нет, я расписывался. И что, – снова начал допытываться миномётчик, – говорят, даже полковники в бой с винтовками ходят?
– Ходят и полковники.
– Ой-ёй-ёй! Это ж сколько офицеров надо, чтобы в батальон свести!
– Видать, хватает. Вот не выполнит рота приказ, не удержим мы плацдарм, и мне винтовку дадут. Да новую должность.
– Какую?
– Генеральскую! – усмехнулся Нелюбин. – При винтовке и окопе в полный профиль.
Миномётчик ничего не ответил. Он знал, что на войне всякое бывает, что не поддаётся здравому смыслу, а потому возражать Нелюбину не стал. Сказал только:
– Удержимся, Кондрат. Мины мы из реки все перетаскали. Сунутся, врежем им как следует.
– Нам тут, Сидор, брат ты мой, деваться некуда, кроме как зубами держаться за этот овраг.
– А я бы, Кондрат, будь я маршалом, или кто там в Генеральном штабе приказы пишет, штрафные батальоны по-другому устроил, – сказал вдруг Сороковетов.
– Это ж как, товарищ маршал? Разъясни.
– А вот слушай. Всех политиков, интендантских и всякую тыловую шушеру в один батальон, а строевых офицеров, которых из окопов нахватали, отдельно. А то ж опять что получится: вперёд окопники полезут, а эти обеспечивать их придурятся.
Вверху, за гребнем оврага, застучал немецкий пулемёт.
– Решили, видать, до утра нас не трогать. На рассвете полезут. Ты скажи своим расчётам, чтобы спали по очереди. И вот ещё что: когда до дела дойдёт, минами особо не швыряйтесь. Неизвестно ещё, сколько нам тут, одним-то, сидеть придётся. Припас побереги.
– Неужто батя подкрепление не пришлёт?
– Подкрепление… Дивизия переправляться должна. А когда, неизвестно. Видать, ещё не подтянулись. Пока плоты свяжут, пока то да сё…
– Кондрат, а я всё лейтенанта нашего вспоминаю. Воронцова. Лихой парень был! Штык! Жалко его. Живой он или помер? Как ты думаешь? В живот ему вроде не попало. Самое страшное – в живот. Ох, не дай бог…
– Живой наш Санька. Письмо я от него получил. С последней почтой пришло.
– А что ж ты не похвалился?
– Некогда было.
– И что он пишет?
– Пишет, что в Серпухове на излечении находится. Ноги-руки целы. Внутренности тоже не потревожены. Но на фронт пока не выписывают. Отпуск сулят. Домой поедет.
– Ну, молодец, наш лейтенант! Выкарабкался! Может, ещё встретимся. Если живы будем. В тылу сейчас. Девок щупает. Вот житуха! А, Кондрат?
– У него невеста есть, – возразил Нелюбин. Не по душе ему пришлась грубая вольность Сороковетова.
– Невеста – не жена.
– У Сашки такая невеста, что не хуже жены.
– Невеста, жена… А тыл есть тыл. Когда вокруг тебя девки в белых халатах вьются, про всё забудешь.
– Уж и балабон же ты, Сидор… Лучше ступай да делом займись.
– И с отпуском ему подфартило. А что? Я считаю, отпуск наш лейтенант вполне заслужил. По мне, будь я маршалом…
– Ступай, говорю!
В стороне деревни часто, впереймы, затараторили автоматы. Торопливые, заливистые ППШ. И менее расторопные, но звонкие МР-40. Немецких становилось всё больше и больше. В какое-то мгновение они стали одолевать, брать верх. Но лопнули три или четыре гранаты, и стрельба стала затихать.
– Разведка возвращается, – перевёл дыхание Нелюбин. – Хоть бы все целы пришли. Ладно, Сидор, иди к своим. И помни: на тебя и твоих «самоварщиков» у меня надёжа особая. И – не спать. Не спать, Сидор. После войны выспимся.
Миномётчик невесело засмеялся.
– Эх, будь я маршалом…
Глава седьмая