Читаем Днепр – солдатская река полностью

Нелюбин перескочил через неглубокую воронку. От затяжных полётов осветительных ракет, беспорядочным веером заполнявших небо и рассекавших туман и чёрную слякоть октябрьского неба на клочки, от вспышек работающих пулемётов и автоматов, от гранатных взрывов, в одно мгновение заполнивших траншею, было светлее, чем днём. И о том, что сейчас ночь, кромешная октябрьская ночь, усугубленная ещё и густым туманом, напоминали только косые испуганные тени, которые дико метались вокруг бегущих по луговине и на четвереньках, уже по полуразрушенной траншее и исковерканному снарядами брустверу перебиравшихся к завалу.

Завал пока молчал. И это придавало сил и уверенности, что самое опасное расстояние Нелюбин со своей группой миновал благополучно. Никто из атаковавших не сделал ни одного выстрела. Только несколько гранат почти одновременно разорвалось с той стороны завала и столько же прилетело оттуда и лопнуло с металлическим стоном под ногами бегущих. Но гранатная атака, видимо, оказалась успешной. Взрывами разметало немцев, метнувшихся было к завалу со стороны стрелковых ячеек, расположенных на самом краю обрыва. И группа Нелюбина получила ещё несколько мгновений.

Нелюбин спрыгнул в траншею, услышал, как сзади загремели по твёрдым комьям земли, зашуршали камешником ещё несколько пар сапог. Во время прыжка, он наткнулся на обломок кола и, видимо, в это время с ремня сорвало одну из гранат Ф-1, которые он перед атакой повесил рядом с кобурой ТТ. Граната скользнула по шинели под ноги, завертелась, щёлкнул капсюль-воспламенитель. Нелюбин понял, что произойдёт через секунду-другую, и, нагнувшись, сгрёб ребристое тельце гранаты вместе с землёй и обрывками травы и бросил вперёд. Отстегнул другую «феньку», тоже опасно болтавшуюся на ремне, и бросил её немного левее, ближе к обрыву, к ячейкам немецких стрелков, где часто полыхали вспышки дульного пламени. Но от смерти спасла его первая граната, оторвавшаяся от ремня. Видимо, когда он наткнулся на обломок кола, разогнулись её усики или сорвало кольцо. Трасса пронеслась над головой и смела всех, бегущих следом. Вторую «феньку» надо было бросать ближе, прямо за завал, где лежал, устроившись за брёвнами и глыбами земли пулемётчик. Но всё произошло впопыхах и так быстро, что Нелюбин просто не успел сообразить. В таком бою действовать приходится машинально, и что как сделать подсказывает интуиция, солдатское чутьё.

Одновременно справа вспыхнула частая автоматная и винтовочная стрельба. Закричали раненые. И Нелюбин понял, что атакована группа лейтенанта Первушина. Атакована очень опасно, с фланга, со стороны деревни. Стрельба и крики слышались и от оврага. Он успел подумать, что там, видимо, случилось то, чего он опасался больше всего, и закричал сам и прыгнул через завал. Там перевернулся через голову и почувствовал, как рядом с его каской секанула по камешнику сапёрная лопатка. Нажал на спуск и веером повёл правее, откуда, должно быть, последовал удар и откуда, промедли он сейчас и пропусти мгновение своей солдатской судьбы, последует другой. Длинная очередь отозвалась человеческим стоном и криками на немецком языке. Диск в автомате был пуст. Нелюбин это понял по последнему холостому щелчку бойка и по тому, как полегчал сразу в руках его ППШ. Он скатился вниз и почувствовал рукой чьё-то тело. Пошарил рядом. Оружия возле немца не было. Свой автомат он перезарядить не успеет. Пулемётчик лежал в двух шагах от него и, не обращая на него внимания, вёл огонь из МГ в ту сторону, откуда он только что прибежал. Нелюбин понял, что там, перед завалом, гибнет его замешкавшаяся группа. Пулемётчик посылал длинные прицельные очереди и что-то кричал, какую-то фразу, вертя её с той азартной лёгкостью, которая (Нелюбин знал это по себе) охватывает иногда солдата во время удачного боя, когда исход схватки уже предрешён и он во многом зависит от тебя, от твоего упорства и уверенности.

Нелюбин рывком встал на колени, перехватил автомат на горячий дырчатый кожух ствола, прыгнул вперёд и что было сил ударил пулемётчика, целясь под обрез угловатой каски. Бил он не сверху вниз, а сбоку. Почувствовал, что попал. Пулемётчик охнул и отвалился от дымящегося пулемёта. Он сделал своё дело и как будто прилёг отдохнуть рядом со своим оружием. Нелюбин продолжал карабкаться по его обмякшему телу и, подобравшись и нащупав его каску, ударил ещё раз, теперь уже тыльной стороной приклада, углом железной накладки. Вот тебе, ёктыть, за мою роту! На тебе! На! Он крушил своего врага всё новыми и новыми ударами, вкладывая в каждый из них последние свои силы и злобу.

Рядом карабкался ещё кто-то, испуганно, ошалело бормотал бессвязное, отмахиваясь обломком винтовки с расщеплённым цевьём.

– Звягин, ты? – вроде бы узнавая голос одного из своих связистов, окликнул Нелюбин.

– Ох, вся бочина горит… Ранен я, что ли? – Это был Звягин. – Посмотри-ка, старшой, кишки мои не мотаются?

Перейти на страницу:

Все книги серии Курсант Александр Воронцов

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза