Неожиданный вопрос Воронцова застал Радовского не то чтобы врасплох, нет, Георгий Алексеевич даже не вздрогнул, услышав то, о чём в последнее время постоянно думал. Но первое слово в ответ он произнёс не сразу. Кто он здесь? Он, Радовский Георгий Алексеевич, родившийся в конце прошлого века в родовом своём имении неподалёку отсюда? Он, пришедший сюда два года назад, – кто? Офицер двух армий, так и не ставший русским солдатом. Он, заблудившийся в поисках отчизны, и теперь пытающийся обрести её рядом с любимой женщиной и сыном на берегу тихого лесного озера. Он, дезертир или беглец, что, по своей сути, одно и то же.
– Ты воевал в штрафной роте?
– Да.
– Командиром взвода? Роты?
– И солдатом, и командиром взвода.
– Как ты думаешь, – спросил вдруг Радовский, – если я приду с повинной, меня зачислят в штрафную роту? Хотя бы солдатом. Дадут винтовку и возможность искупить кровью мою вину перед родиной?
– А у вас перед родиной есть вина?
– У меня есть долг. Я понимаю, это звучит высокопарно и почти… Но всё же – долг. При том, что слово «родина» мы, возможно, наполняем разным смыслом. Но это же не мешает нам спокойно смотреть друг другу в глаза и понимать. А твой недуг, Курсант, скоро пройдёт. Каждому – своё, как говорят немцы.
Воронцов ничего не ответил. Он снова воспринял слова Радовского двояко: либо господин майор слишком откровенен с ним, и откровенен до сентиментальности, либо действительно ведёт какую-то свою игру с дальним прицелом.
Радовский тут же почувствовал настроение Воронцова и сказал:
– Значит, Аня с Алёшей там, в Прудках, вполне устроены и в безопасности?
– Да. Поживут пока у Бороницыных.
Эта фамилия, которую Воронцов произносил уже не единожды, что-то напоминала Радовскому. Что-то из давно минувшего, забытого или полузабытого. То ли солдат, ещё той, русской армии, то ли прапорщик… То ли Августовский лес, то ли позже, на Дону…
– Надо брать Кличеню. – Воронцов отпил из алюминиевой солдатской кружки глоток чая. Чай уже остыл. Настой из каких-то неведомых трав вязал рот. – Во-первых, это можно сделать без особых сложностей. Перехватим его в лесу, на дороге, когда он в очередной раз пойдёт в Андреенки. Группа Юнкерна, таким образом, уменьшится ещё на одного человека. Во-вторых, зная пароль, мы можем почти беспрепятственно войти в их лагерь. Если мы даже завяжем перестрелку, они сочтут нас за отряд Смерша и, скорее всего, постараются тут же уйти. Принимать бой в их обстоятельствах нет никакого смысла.
– Да, ты, пожалуй, прав. Юнкерн будет ориентироваться на реакцию немца-радиста. Если того удастся убедить, что на них наткнулись смерши, они уйдут. А мы проводим их. В пути, на марше, взять их, последних, будет легче. Пусть поймут, что – ушли. Пусть расслабятся.
– Нам достаточно если они просто уйдут.
Радовский ничего не ответил.
Глава четырнадцатая
Капитан Лавренов в полку не был человеком новым. На должность командира третьего батальона вместо капитана Дроздова, попавшего вместе со своим штабом под бомбёжку немецких пикировщиков на Вытебети и умершего в госпитале от гангрены, он был назначен из второго батальона, где служил начальником штаба.