Днепр – солдатская река

Анна сильно отличалась от тех русских девушек, которых Бальк видел в России, проходя маршем по деревням и небольшим городкам. Когда батальон останавливался на временный постой где-нибудь вблизи такой деревни или занимал оборону по берегу речушки, или на опушке леса, им тут же зачитывали приказ: из расположения роты ни шагу, любые контакты с местными жителями будут караться как воинское преступление. Это останавливало самых рьяных, знавших толк и в русском сале, и в самогоне, и в русских женщинах. Даже фельдфебель Гейнце, самый неукротимый и самый опытный по этому виду трофеев, только издали поглядывал на серые, землистые кровли дальних или ближних домов и посмеивался сам себе. Конечно, он вскоре увиливал из расположения. Повод, как всегда, находился. И назад возвращался в полночь, не раньше. Бросал под голову узел, от которого вкусно пахло домашними припасами, и тут же засыпал сном праведника. Но такие вольности были позволены немногим. Даже не все ветераны отваживались нарушить приказ старика. Просто Гейнце было наплевать на то, выручат ему от имени фюрера очередной крест или отменят перед строем.

А теперь, в один миг, упали все преграды. Формально фузилёр Бальк нарушил не просто один из запретов нацистов, но и законы рейха, вступил в интимную связь или физическую близость с неарийкой, представительницей низшей расы. Он не знал, как это назовут в полицейских следственных документах и на судебном разбирательстве. Но если их поймают здесь, в этой пещере у ручья, им конец. Анну просто изобьют до смерти, уже потому, что она, возможно, приняла его семя. А его в лучшем случае после суда отправят назад, на Восточный фронт, в «отряд вознесения»[11].

– Анна, нам нужно уходить отсюда немедленно, – сказал он и начал быстро собирать свой ранец.

Кое-что из продуктов он сунул ей в руки. Она прижала это к груди и смущённо улыбнулась. Он мельком взглянул на неё: в улыбке Анны была благодарность.

Уже опускались сумерки. Он вылез на край оврага и осмотрелся. На станции всё ещё растаскивали завалы. Возле вокзала стояли пожарные машины. Шланги лежали на брусчатке. Из здания вокзала через пустые оконные проёмы, чёрные от смолистой копоти, всё ещё валил дым. Видимо, внутри что-то продолжало гореть. Да, подумал Бальк, американцы наделали дел. Самолёты у них не хуже, чем у русских.

Все работы на станции велись с тщательным соблюдением светомаскировки. Только возле стрелки работала электросварка. Видимо, там особенно сильно пострадали рельсы, и их необходимо было срочно отремонтировать. Там уже стоял под парами исправный паровоз, и солдаты, возможно, из числа уцелевших отпускников, вручную перекатывали вагоны, формируя новый состав.

– Анна, прощай, – сказал он, указывая ей в сторону станции. – Видишь, я должен ехать. Иначе я не попаду домой.

Она закивала и сказала:

– Я понимаю, Арним. Прощай. Я тебя буду помнить.

– Прощай. Я тебя обязательно разыщу.

Они крепко обнялись, чувствуя, как тепло их тел проникает через одежду и сливается в единое тепло, в единую дрожь.

– Когда, Арним?

– Когда окончится война. Когда всё это закончится, я тебя обязательно разыщу, Анна, – сказал он твёрдым голосом, как произносят клятвы.

Она закивала в ответ, едва сдерживая слёзы.

– А когда она окончится? – спросила она, когда он уже встал и шагнул в сторону станции.

Бальк обернулся, посмотрел на девушку и сказал:

– Ещё не скоро. Но я тебя обязательно разыщу. Знай это.

Ближе к рассвету рабочие местного депо, строительная команда, русские и польские военнопленные и отпускники, основную часть которых составляли солдаты «Великой Германии», наконец расчистили пути, отремонтировали рельсы, и к искорёженному перрону подошёл короткий состав из пяти пассажирских, двух грузовых вагонов и одной платформы с зенитной установкой.

Разве это я мечтал увидеть на родине, думал Арним Бальк, сидя у окна спящего вагона. Теперь уже и здесь падают бомбы и гибнут от пулемётного огня люди. И не только военные. А значит, и его родной Баденвайлер, возможно, подвержен не менее яростным атакам авиации союзников. К беспокойству за судьбу матери и родственников прибавлялось другие, такое же сильное. После встречи с русской… Бальк вдруг понял, что снова хочет видеть её.