Дневная поверхность

Как не вязалась вся эта многовековая славная история города с его мирным и безмятежным сном в день нашего приезда! Понять этот контраст может только тот, кто знает старинную воинскую поговорку: «Без дела не вынимай меч из ножен, без крови не вкладывай назад».

А ведь городу теперь решительно ничего не угрожало. Единственными его посетителями были туристы и художники. Первые — восторженно бегали по улицам, взбираясь с холма на холм, вторые — на всех углах и в закоулках ожесточенно рисовали, стараясь уловить тревожную красоту этого исторического заповедника. Впрочем, удивительной была здесь не только архитектура, а все, решительно все.

Молчаливый и застенчивый Рубен внезапно застыл перед невиданным зрелищем. Из окна нависшего над улицей второго этажа на флагштоке свешивалось и трепетало на ветру желтое полотнище с красным кругом в центре, от которого расходились в стороны маленькие завихрения — языки, похожие на солнечные протуберанцы. Было ли это стягом какой-то древней неведомой державы, основавшей здесь свое посольство, или просто скатертью, вывешенной на просушку, — какое имело значение? Рубен вытащил цветные мелки и стал рисовать. Мы всячески подбадривали его. Рубен не отвечал на наши неуместные замечания и продолжал рисовать. Как и подобает истинному художнику, он изменил все краски. Солнце на полотнище стало зеленым, а протуберанцы черными, но от этого сходство совсем не уменьшилось.

А потом, когда мы брели по одной из улочек, из двери одноэтажного дома вышел Ангел и пригласил нас к себе в гости. Это был уже старый, но еще очень бодрый и очень приветливый Ангел. Он назвал себя: Ангел. И даже дал нам по визитной карточке, на которой было написано: «Ангел». Но мы и так в этом не сомневались. Ангел ввел нас в большую двухсветную гостиную и усадил в тяжелые резные кресла за массивный дубовый стол. Эти огромные громоздкие вещи, пожалуй, только ангел смог бы протащить сквозь такую узенькую дверцу в дом. Ангел угостил нас золотистым вином и повел неспешный разговор. Оказалось, что сейчас он на пенсии, а до этого был адвокатом, как и подобает ангелу, помогал попавшим в беду. Мы совсем было уже привыкли к нашему старому Ангелу, когда он пригласил нас выйти в дверь, расположенную на другой стороне комнаты, чтобы осмотреть его сад. Оказалось, что только с той улицы, с которой мы вошли в дом, он был одноэтажный, выходя на другую, он превращался в трехэтажный. Третий этаж был жилым, второй — кладовой, а первый — микроскопическим, но полным цветов садиком. Все это было рационально, очень приспособлено к рельефу, очень просто. Так просто, как это бывает только в сказке.

И вот сейчас, ночью, когда мы брели по Тырнову и не было на его улицах ни стаек туристов, ни одиночек художников, мы все равно уже знали, кто поистине жил в этом городе и теперь, и 1000 лет назад, и всегда…

По темной улице уверенно и бесшумно, как кошка, двигалась подсвеченная подфарниками легковая машина. Сам не знаю почему, я вышел на середину улицы и поднял руку. Машина остановилась. Я подошел к открытому окну и сказал:

— Здорово, друг! Я приехал из Москвы. Мы сегодня последний день в Болгарии. Я желаю тебе счастья.

В ответ раздалось громкое радостное восклицание:

— Браво, браво! Много хубова! — и в неверном свете от щитка приборов блеснула белозубая улыбка и метнулся чуб темно-русых волос. Дверца машины распахнулась, и ее энергичный хозяин бросился ко мне и стал кричать:

— Я Митя, Дмитрий Дочев! Я киномеханик! Мы сейчас же едем ко мне! — Тут он обнял меня и стал решительно усаживать в машину.

— Подожди, Митя, — несколько ошарашенно сказал я. — Я ведь не один. Со мной жена и двое друзей.

— Ничего, — закричал Митя, — мы все поедем ко мне! Все вместе!

Услышав шум, мои спутники подошли ближе к машине. Состоялась короткая и бурная церемония знакомства.

— Митя приглашает нас в гости, — сказал я.

— Но ведь уже поздно, — осторожно заметила Нина.

— Нет, — сказал Митя, — тут близко, пятнадцать минут…

«Москвич» сорвался, вылетел из Тырнова и помчался по темному шоссе. Он стремительно взлетал на гребни холмов, падал вниз к озерам и, не снижая скорости, петлял между деревьями.

— Сколько километров до твоего дома? — заподозрив неладное, спросила Майя.

— Тридцать пять, — беспечно бросил Митя, еще больше увеличивая скорость.

Мы переглянулись. Большие черные глаза Нины испуганно расширились.

— Неплохо бы вернуться хотя бы к шести утра — к отходу поезда, — со свойственным ему спокойным сарказмом сказал Рубен. — А то мы рискуем увеличить собой штаты тырновских ангелов.

Я скромно промолчал…

— Вот будут рады моя майка и булка, когда увидят вас! — бодро сказал Митя.

— У тебя тоже есть Майка? — спросил я. — А вот моя Майка, — показал я на жену.

— Это твоя Майка? — почему-то удивленно и даже возмущенно сказал Митя. — Неправда!

Тут уже я возмутился:

— А я тебе говорю, что это моя жена, Майка!

— Так это же твоя булка! — закричал Митя, рванув в сторону руль на очередном повороте, и машина въехала в большое село.