Дневная поверхность

И вот мы снова оказались в гостинице, и едва успели собраться, как прозаический автобус отвез нас на вокзал. Начался последний путь по Болгарии. Казалось, что сказка кончилась. Но мы все-таки рассказали соседям про Митю и его булку, и поэтому весь вагон с нетерпением ждал станции Бяла. Наконец показалась платформа Бяла, на ней никого не было. Но вдруг рядом мы увидели знаменитый Митин «Москвич», около него самого Митю и Марийку… Мы радостно махали руками, готовились уже соскочить со ступенек, но поезд, не замедляя хода, прошел мимо. Все высунулись в окна, стали кричать, а Митя, неожиданно усадив Марийку, с места рванул машину и скрылся за станционным зданием. Прошло несколько минут, и на шоссе, идущем в этом месте параллельно железной дороге, мы увидели Митин «Москвич», который стремительно летел вперед. А потом шоссе и железная дорога разошлись. Прошло часа полтора. Вот и пограничная с Румынией станция Русе. Первое, что мы увидели на перроне станции, были побледневшая от сумасшедшей езды Марийка и Митя со своей неизменной победоносной улыбкой. Оказалось, что они ждали уже больше 15 минут, как будто они прилетели сюда на ковре-самолете. По рукам пошла бутылка вина, которое все пили прямо из горлышка. Подарки. Последние дружеские слова и объятия.

Митю и его булку привели к нам те же чувства, которые движут героями сказок, и мы от всего сердца отвечаем им тем же. Сказка про болгарского волшебника — киномеханика Митю Дочева, про его любимую булку Марийку и верного «Москвича» — еще не кончена, она продолжается.

Тамтам [12]

Асуан расположен в Верхнем Египте на стыке Нубийской и Ливийской пустынь. Сильные ветры, раскаленные в чревах этих пустынь, попеременно со свистом пронизывают город. Они выжигают и выметают из него почти все, что можно и нужно выжечь и вымести. Прокаленный воздух чист и сух. Когда ветер, охладившись над водами Нила, шелестя листьями пальм и платанов, врывается на набережную, его останавливают ряды старомодных, но добротных зданий. Это невысокие отели и магазины, выстроенные в разное время, от Викторианской эпохи до двадцатых годов нашего столетия. Современные дома очень редки. Если бы не пальмы, не белесое от жары небо, не бешеные ветры, Асуан можно было бы с первого взгляда спутать с каким-нибудь европейским городком. Однако этот мирный провинциальный пейзаж только преддверие того невозможного Асуана, в котором разнообразные контрасты сталкиваются так неожиданно и резко, что уже трудно понять, где экзотика, а где обыденность, где далекое прошлое, а где настоящее или будущее.

Сильный ветер наполнил высокий косой парус фелюги, и она, кренясь и поскрипывая мачтой, летит к острову Филе. Вот и остров. Молодой араб-кормчий спускает парус. А где же остров? Из воды торчат только пилоны^[13] и верхние части стен храма более чем трехтысячелетней давности — это эпоха Нового Царства в истории Египта. На стенах глубокие резные изображения Гора, Озириса и других богов древнеегипетского пантеона.

Так где же все-таки остров?

Кормчий невозмутимо показывает пальцем в воду. Да, остров, на котором выстроен этот храм, затоплен. Над ним не один десяток метров воды. Остров появляется из нее только в засушливое время года. Если, встав на борт парусника, осторожно перешагнуть на пилон, то тебя охватывает странное ощущение причастности к тысячелетиям истории. Ее волны подняли тебя на самую вершину храма, каменная громада его скрыта в желтых пенящихся водах Нила. Ты оказываешься рядом с богами, на которых когда-то простые смертные должны были смотреть только снизу вверх. Впрочем, эти или подобные горделивые чувства недолго живут в тебе. Вскоре они разбиваются вдребезги, и виной тому маленькие, черные, курчавые, веселые и ловкие мальчишки. Из старых больших железных консервных банок, неизвестно как расплющив и склепав их между собой, они делают маленькие остроносые лодочки, величиной не больше чем ванночки для купания новорожденных. Употребляя вместо весел широкую палку или собственные ладошки, мальчишки бесстрашно переплывают широченный Нил во всех направлениях. С удивительной ловкостью лавируют они между пилонами храма, хохочут, задирают друг друга или, с притворным ужасом вытаращив свои большущие черные глаза, удирают от воображаемого крокодила.

Но вот парус снова поднят. После взаимных дружеских салютов отстал мальчишеский эскорт, и фелюга, набирая скорость, летит к острову Элефантин — Слоновому острову, когда-то столице черной Нубии, покоренной фараонами. Осторожно взбираешься по его крутому каменистому берегу мимо действующего до сих пор античного нильского водомера — соединенного с Нилом каменного колодца, в котором шкала с делениями отмечает уровень реки. На плато острова развалины древних храмов, среди ветвистых деревьев и удивительных цветов, как, например, вот этот красный цветок, чашечка которого раскрывается только тогда, когда ты поднесешь к ней руку. Но вся эта пышная и буйная растительность ничто по сравнению с фантастическим царством растений на расположенном неподалеку Ботаническом острове.