Дневник. 1873–1882. Том 1

7 мая. Суббота. По случаю двух успешно исполненных операций мобилизации государь поручил мне редактировать благодарственный рескрипт министру внутренних дел. Когда сегодня я поднес проект рескрипта на подпись государю, он объявил мне, что уже подписал рескрипт также на мое имя. Через несколько времени получил я рескрипт этот через графа Адлерберга.

Доклад мой сегодня был прерван совещанием, назначенным с государственным канцлером и графом Шуваловым. Последний прочел ноту, полученную им перед отъездом из Лондона от лорда Дерби; в ней в довольно умеренной форме изложены условия, при которых Великобритания может воздержаться от вооруженного вмешательства. Заявление это я нахожу весьма важным и разделяю мнение графа Шувалова, что оно может быть принято исходной точкой для дальнейших объяснений с Сент-Джеймским кабинетом в видах успокоения его подозрений и устранения вмешательства Англии в нашу войну с Турцией.

Из всех пунктов означенной ноты только один имеет для нас действительное значение: сохранение status quo относительно проливов и Константинополя; всё остальное – как, например, вопросы о Суэцком канале, о Персидском заливе и прочее – не имеет для нас в настоящее время ровно никакого значения, и непонятно, как английские сановники могут предполагать какие-нибудь с нашей стороны посягательства на эти отдаленные, недосягаемые для нас точки. Видно, у страха глаза велики и что у кого болит, тот о том и говорит.

Канцлер не дал высказаться графу Шувалову и начал было речь об автономии Болгарии, об устьях Дуная и т. д. Государь перебивал его и горячо говорил, что не хочет принимать на себя никаких обязательств перед Англией в отношении Константинополя и проливов иначе, как разве при обязательстве Англии не вводить своего флота в проливы. Впрочем, в этом продолжительном разговоре не было существенного разномыслия; но, к сожалению, не было и логической системы; оттого разговор и остался без заключения.

После этого дипломатического совещания я продолжал свой доклад и окончил его так поздно, что опоздал не только к встрече жены на железной дороге (по возвращении ее из Крыма), но и в заседание Департамента законов, куда я был приглашен по трем делам и между прочими по давнишнему делу – о правилах призыва войск для усмирения народных волнений и беспорядков.

После вчерашнего прискорбного известия с Кавказа о занятии турками Сухума сегодня мы были обрадованы известием о взятии нашими войсками Ардагана. Занятие этого укрепленного пункта весьма облегчает наше положение на театре войны и дает возможность усилить главный корпус, направленный к Карсу.

8 мая. Воскресенье. Во дворце после обедни прошло благодарственное молебствие по случаю взятия Ардагана, с пушечной пальбой из крепости; потом развод на площадке перед дворцом, а затем у государя совещание с князем Горчаковым и Рейтерном. Предметом совещания были новые требования румынского правительства о субсидиях и разных с нашей стороны гарантиях. Решено было все подобные домогательства отклонить. Затем канцлер прочел проект ответной ноты на привезенные графом Шуваловым заявления Лондонского кабинета.

В 3 часа их величества, вся царская фамилия и многочисленная публика собрались на станции Николаевской железной дороги по случаю отправления санитарного поезда, устроенного попечениями общества Красного Креста. Поезд этот (который я видел уже на прошлой неделе) был осмотрен их величествами и после молебствия отправился на театр войны.

16 мая. Понедельник. Работы у меня столько, что в продолжение целой недели не имел я возможности заглянуть в свой дневник. К тому же с переездом в прошлое воскресенье царской фамилии в Царское Село приходится мне опять ездить туда через день и возвращаться только к трем часам.

В субботу после моего доклада было опять у государя совещание с канцлером и с графом Шуваловым. Читался проект ответной ноты английскому правительству и инструкции нашему послу в Лондоне для дальнейших объяснений по поводу заявленных лордом Дерби условий английского нейтралитета. Теперь главная забота канцлера состоит в том, чтоб успокоить британскую щепетильность и раздражительность, а для этого князь Горчаков с графом Шуваловым готовы наложить строгую узду на наши собственные действия. Государь, напротив, ревниво противится давать какие-либо обещания, которые преждевременно связали бы наши военные действия и лишили бы нас всякой надежды на плоды наших успехов. При этих совещаниях каждый раз выказывается, как смутно канцлер понимает вопросы восточной политики и как мало выработаны планы Министерства иностранных дел.

С обоих театров войны приходят сведения довольно благоприятные, однако же и не без теней. На Дунае удалось взорвать еще один турецкий монитор[124]; моряки наши показали себя молодцами; войска подвигаются, хотя и медленно; но продолжающиеся сильные дожди причиняют повсюду громадные повреждения: мосты на румынской железной дороге рушатся, движение беспрестанно прерывается.