Дневник, 1893–1909

Исходной точкой этого закона служит опасение пролетариата в России. По мнению его составителей, для счастия населения необходимо, чтобы за каждым крестьянином был записан хоть какой-нибудь кусочек земли. Кто и как будет пользоваться этим кусочком, все равно, но прежде всего пускай везде по поверхности земли русской сохранится наивное ковырянье допотопной сохи, преобладание невежественной культуры, и да хранит нас провидение от того леса дымковых труб с их паровыми котлами, коими покрыта какая-нибудь Англия, Бельгия, Саксония, от тех вертепов промышленного труда, коими изобилуют другие, соперничающие с нами, государства, благодаря коим, по меткому слову первейшего из современных историков — Леки, — Англия явилась победительницей на Ватерлоском поле[454]. Для России, по глубокомысленному воззрению изготовляющих законопроекты чиновничьих комиссий и комитетов, довольно производить одну рожь и, если каждый крестьянин произведет хоть горсть ржи, то отечество может жить спокойно, будучи уверено, что пролетариата не существует. Едва ли стоит серьезно опровергать правильность такого воззрения, факты, с коими приходится бороться, и теперь уже довольно его опровергают, а опасения пролетариата в стране сравнительно с другими наиболее обширной и наименее населенной, в стране, обладающей всякого рода природными богатствами и лишенной потребных для их обработки сил человеческих, в стране, окруженной соперниками, загораживающими ей дороги в сфере немыслимого без промышленности успеха, в такие времена, когда самая военная и морская оборона зависят от превосходства промышленных производств, в такой стране подобные опасения представляются, по меньшей мере, лишенными государственной сообразительности.

Говорить ли о том, что не в силах человеческих создавать столько земли, сколько будет требовать умножающееся в будущем потомство, что распространение и укоренение в народе таких социально-канцелярских убеждений опаснее мнимого пролетариата?

Этих нескольких слов достаточно, чтобы убедиться в том, что в истекшие с памятного 19 февраля 61 года тридцать четыре года ничего или почти ничего не сделано, чтобы идти навстречу 19 февраля 1910 года, когда крестьяне, уплатив за землю сполна всю ее цену, сделаются полными собственниками, гражданами, имеющими право твердого, ясного прав и обязанностей своих определения и обеспечения, без коих немыслима трудовая жизнь.

II

Составители крестьянского положения сознавали необходимость восполнения пробела, существовавшего в гражданском для крестьян законодательстве, но отчасти вследствие спешности, сопровождавшей реформу, отчасти по недостаточности в то время фактического материала, Положение 19 февраля ограничилось тем, что сохранило неприкосновенным владение землей на общинном праве, упомянув лишь о переходе в будущем к подворной и единичной полной собственности; относительно же всяких других личных, имущественных, договорных прав признано было возможным подчинить их определение и осуществление крестьянскому обычаю.

Понятно, что в пылу громадного политического переворота, сопровождавшегося большими сомнениями, спорами, опасениями и даже сопротивлениями, трудно было поступить иначе, но менее понятно то, что в столь продолжительное после эмансипационной реформы время столь мало доселе сделано, чтобы вывести четыре пятых русского народа из того смутного, бесправного состояния, в котором они доселе находятся, и которое, не входя в перечисление мелочных его подробностей, одними главными своими чертами наводит на раздумье.

Чрез тридцать пять лет после дарования ему свободы крестьянин, уплативший правительству значительную долю цены земли своей, не знает, чем и на каком основании он владеет. Он не уверен в том, что мир не отнимет у него земельный участок без всякого даже вознаграждения за произведенные платежи, он знает, что за неисправность пьяницы-соседа придется платить ему, хотя бы и наисправнейшему работнику; его труд не представляет в глазах его средства достигнуть столь дорогой всякому человеку цели — обеспечить свою судьбу в старости, застраховать от бедности свое семейство. Может ли крестьянин входить в сделки, перечисляемые гражданскими законами, для умножения своей зажиточности? Может ли беспрепятственно отлучиться для приобретения на стороне недостающего в месте жительства заработка? Наименование его «домохозяин» отвечает ли действительности или составляет одну пустую официальную кличку? Может ли он завещать часть своего достояния проведшей с ним существование жене или любимому детищу? Как поступит опекун в отношении детей его? Распространяется ли на крестьянина веление державной власти, вписавшей в закон обязанность детей повиноваться родителям?