Дневник, 1893–1909

На первых порах мировые посредники первого призыва — олицетворители благородного стремления, охватившего лучшие части общества, пошли на тяжелый подвиг проведения в сельскую жизнь закона 19 февраля, но подвиг без поддержки в окружающей его среде всегда остается эпизодичным, а первые мировые посредники встретили не поддержку, а нерасположение бюрократии — природного врага всякой нравственно твердой самостоятельной личности. Исчезли из крестьянской жизни эти почтенные деятели, и очистилось поле жатвы для кабачника, для взяточника, для горлана, для аблаката[449], для полуграмотного писаря, для всякого хищника, жаждущего воспользоваться пороками невежественной толпы.

Все это почувствовалось весьма остро, но в течение с лишком двадцати лет продолжалось безусловное поклонение пред ковчегом завета 19 февраля 61 г.

Наступило новое царствование, и под впечатлением усиливавшейся неурядицы доносившиеся из деревни голоса стали раздаваться звучнее. Наиболее звучным, авторитетным оказался голос графа Толстого.

По рождению помещик, по участию в кабинете графа Шувалова консерватор, по любимому занятию историк, по обязанности министр внутренних дел, граф Толстой должен был выступить и действительно (правда, после пятилетнего молчания) выступил на поприще довершения и усовершенствования акта освобождения.

По его инициативе последовали:

а) ограничение крестьянских семейных разделов[450], б) учреждение земских начальников[451], в) назначение двенадцатилетнего срока для земельных переделов[452], г) установление правила о неотчуждаемости крестьянской земли[453].

К сожалению, при самых благих намерениях, внушивших издание этих законов, главная предстоявшая законодательная цель — утверждение твердого порядка, обеспечивающего для здоровых сил возможность успешно трудиться — осталась незатронутой, и вследствие того издание новых законов не дало тех последствий, коих ожидал законовдохновитель.

Крестьянские семейные разделы продолжаются повсеместно и доныне; да и едва ли какое бы то ни было официальное предписание будет в силах охранять неприкосновенными семейное согласие, единение семейного труда, авторитет главы семейства до тех пор, пока весь строй крестьянского управления не будет изменен в смысле дарования влияния лучшим, испытанным годами хозяевам, а не поголовной, без разбора, толпе.

Земские начальники, по первоначальной мысли графа Толстого долженствовавшие быть исключительно начальниками над крестьянами, распорядителями судеб их, силой вещей сделались почти полновластными и малоответственными решителями интересов, касающихся всего населения. При этом, весьма часто не принадлежа к местности, куда попадают, не будучи с ней нравственно связаны, не обладая запасом сведений, необходимых для отправления лежащих на них обязанностей, не подлежа строгой, необходимой в таких случаях ответственности, руководясь лишь собственным, столь пестрым, в особенности на Руси, усмотрением, земские начальники, изредка, вследствие исключительной личности того или другого из них принося несомненную пользу, в большинстве случаев составляют только новую, обременительную инстанцию. К этому прибавилась столь обычная ведомственная распря, исключающая возможность дружного правительственного воздействия.

Назначение двенадцатилетнего срока как минимума для переделов крестьянской земли, конечно, в начальной мысли своей представляется весьма благодетельным, но результат этой меры значительно ослабляется, если принять во внимание, что она не прекращает постоянно происходящих «скидки и накидки» земель, то есть отдачи и отнятия ее по постановлениям сходов, не производя общего передела, нередко по самым возмутительным побуждениям. Не следует упускать из виду и то, что в 1910 году оканчивается срок, назначенный для выкупа земель крестьянами, срок, после коего они должны сделаться полными собственниками, полными этой собственностью распорядителями, и, следовательно, правило о двенадцатилетнем сроке в каждом селении найдет применение лишь один раз.

Наконец, задуманное графом Толстым и осуществленное после смерти его правило о неотчуждаемости крестьянской земли хотя с первого взгляда и представляется как будто обеспечивающим благоденствие крестьянского класса, в действительности же при условиях, в коих оно состоялось, угрожает нежелательными последствиями.