В эмиграции ухудшилось состояние здоровья Е.Чикаленко. Перед операцией, которую должен был сделать весной 1924г., он пытался хотя бы конспективно изложить ход событий, чтобы заполнить пробелы, которых не хватало в воспоминаниях, и передать для дальнейшей публикации. «…Я торопился написать перед операцией в надежде, что умру, так хотелось хоть конспективно написать вот это предисловие к «Дневнику», который кто знает, когда выйдет, потому что один экземпляр уже потерялся, а второй попадет в ЧК, потому что переписать нет возможности — это же груды бумаги», объясняет Евгений Харлампиевич В.Липинскому[35]
. Очевидно, готовя к публикации свой дневник, Е.Чикаленко заново переживал все события, которые в нем вспоминал. Несомненно, это была для него «интересная работа, которая переносила… в прошлое и отрывала от скучной, тяжелой» эмиграционной жизни[36], а кроме того, источник финансовой поддержки — ведь Евгений Харлампиевич, как и большинство украинских эмигрантов, нуждался. Получить гонорар от украинских издателей было нелегким делом, а надежды на издание воспоминаний отдельной книгой понемногу угасали. «Итак мои мемуары современного Очевидца лежат, и кто знает, до каких пор будут лежать, а я себя тешил, что на гонорар отремонтирую зубы, справлю белье, одежду и т.д.», — писал он в одном из своих писем[37].И все же ни тяжелые условия эмиграционной жизни, ни сложные переговоры с издателями, ни нехватка средств не помешали выходу в свет мемуаров Евгения Чикаленко, которые сегодня позволяют существенно дополнить наше представление о ключевых событиях новейшей украинской истории, увидеть фигуры ведущих деятелей национально-освободительного движения. В то же время они дают возможность почувствовать переживания одного из самых ярких представителей украинской элиты, которая стояла на пороге построения независимой украинской державы в 1917-1921 гг., но несмотря на все усилия так и не смогла реализовать полученный шанс. Дневник Е.Чикаленко должен служить серьезной лектурой для современных украинских политиков, которые должны консолидироваться ради украинской государственности, отбросив мелкие политические амбиции и собственные интересы.
Татьяна Осташко
ОТРЫВОК ИЗ МОИХ ВОСПОМИНАНИЙ ЗА 1917 ГОД
I
В конце февраля 1917 ст. ст. появились в Киеве одна за другой копии телеграмм Председателя Государственной Думы Родзянко{1}
в ставку к царю следующего содержания:«19 26/ІІ 17 ст. ст. Основная. Царю. Ставка. Положение серьёзное. Столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие (продукты), топливо пришли в полное расстройство. Улицах беспорядок, стрельба, армия стреляет друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующимся доверием в государстве, образовать новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в сей час ответственность не пала на венценосца».
Но, ослеплённый своим самодержавием, царь Николай Кровавый{2}
не внял правоверному монархисту Родзянко, а велел командующему Петроградом ген. Хабалову{3}, залить кровью восстание, но было уже слишком поздно, и Родзянко снова ему телеграфировал:«27/II. Утром положение ухудшилось. Надо сейчас принимать меры, иначе завтра будет поздно. Пришел последний час, когда решается судьба государства, династии».
В тот же день 27/II, в 2 часа:
«Крупные отряды армии подошли к зданию Думы, встреченные Чхеидзе{4}
, Скобелевым{5}, Керенским{6}. Речи покрыты криками ура. Караул (стража) Таврического Дворца снят отрядами повстанцев. В 2½ часа частное совещание Думы поручило Совету Старейшин выбрать Временный Комитет».В тот же день в 5 ч. вечера: