Дневник (1918-1919)

Мы настаивали на своем, говоря, что гетман имеет опору в хлеборобах и в Сердюцкой дивизии, набранной из сыновей хлеборобов, а больше всего в офицерских дружинах, которые в одну ночь могут арестовать выдающихся украинцев, а может — и расстрелять, потому что Н. союз не имеет никакой организованной силы. В.К. уверял, что за союз будут стоять и сердюки, и галицкие стрельцы, и Бердичевский и Конотопский коши, и дивизии Болбочана и Натиева. Я напомнил ему, что так же он преувеличивал силу Ц. Рады перед большевистским наступлением, а в результате пришлось самому бежать в Бердянск; так же будет и теперь, потому что сердюки, если не станут на сторону гетмана, то разбегутся по домам, стрельцы уже уехали в Галицию, Бердичевский кош идет на Холмщину, а армия Болбочана и Натиева сдерживают большевистские банды на границе с Совдепией, которая во время мятежа у нас наверное пошлет сюда красноармейскую силу и в результате погибнет Укр. держава. Мы настаивали, что надо держаться с гетманом, но организовать свое национальное правительство и созвать сейм, который решит — должен быть гетман, или нет. Но В.К. и его единомышленники в один голос начали кричать, что в то время, когда по всей Европе побеждает демократия, когда уже в берлинском парламенте заседает совет рабочих и солдатских депутатов, нечего и думать, чтобы у нас остался во главе государства кретин, который самовластно делает, что хочет.

Я доказывал, что такой же кретин Николай II-й сидел во главе могущественной России, а когда не стало его, распалась и Россия; так же будет и у нас: если не станет гетмана, то не станет и Украины, и я боюсь, что вместе с ней погибнет и наша интеллигенция, а больше всего, говорю, я боюсь, что могут расстрелять и Вас, Владимир Кириллович.

Здесь Винниченко подпустил мне гадючку, говоря, что я предпочитаю сидеть под гетманской крылом, чтобы не было уничтожения помещичьих усадеб. На это я ответил, что он сам еще недавно звал помогать гетману строить державу и не раз ходил на беседы к гетману и меня упрекал, что я отказался от портфеля; в конце концов я заметил, что лучше было бы, если бы он сидел в кабинете и писал, чем вести такую политику, потому что это кончится тем, что может погибнуть и он, и много нашей интеллигенции, но Винниченко ушел, не переубежденный мной, тем более, что большинство присутствующих поддерживали его. Не выросли мы еще из возраста абсолютизма и единовластия: в Н. союзе В.К. своим пылом, своей силой подавляет, угнетает всех, и никто не имеет смелости ему перечить; недавно один эсдек выразил свое удивление, что даже эсефы, люди солидные, разумные, не могут сбить его с тропы, на которую он ведет всех в Н. союзе. А натура у В.К. абсолютно автократическая, которая не переносит инакомыслия, особенно конкуренции себе. Когда сегодня я высказал мнение, что в будущем сейме, наверное, Грушевского выберут президентом или гетманом, то это очень не понравилось ему, и он начал доказывать, что Грушевского народ не любит и не верит ему. А когда я рассказал, что вчера на лысенковском концерте публика встретила выпущенного из тюрьмы Петлюру бурной овацией, потому что он приобрел большую популярность, будучи военным министром, то Винниченко заметил: «Да, он приобрел себе популярность своими циркулярами, а не делом». К сожалению, вот это его огромное тщеславие может много наделать беды Украинской державе и погубит его самого. Действительно, лучше было бы, если бы он был только писателем, а не лез в политику! Очевидно, в гетманском штабе известно о настроении Н. союза, потому что сегодня уже во всей Украине объявлено военное положение, но гетман не решается арестовать президиум Н. союза, боясь, что за ним стоит вся организованная Украина, и это может вызвать бурю.

14 ноября