Дневник (1918-1919)

Еще через несколько дней отправился и я в Киев. На дорогах было уже людно, видно, первый страх, который всегда охватывает население с приходом новой власти, немного рассеялся. Но со мной произошла неприятная история. Уже совсем близко от Цепного моста на Слободке мимо меня проехал извозчик с двумя красноармейцами. Один сидел на барском месте, а второй против него на лавочке. У этого последнего в руках было ружье, а тот, что ехал за барина, был без видимого оружия, но одет лучше, чем второй. Видно, было то какое-то начальство. Проехали они довольно быстро, но тут же то «начальство» начало кричать извозчику, чтобы тот остановился, и не только кричать, но и дергать его за что попало. Конь стал, и тогда «начальство» соскочило с брички и бросилось ко мне с криком: «Документы!». Был этот красноармеец вроде бы и интеллигентного вида, но очень-таки пьяный. Ничего не поделаешь. Роюсь в карманах пиджака, достаю свой кошелек и начинаю искать в нем свои документы. «Начальство» сразу вырывает его у меня и само начинает листать бумаги и заглядывать во все перегородки кошелька. Наконец красноармеец достал оттуда бумажные 1000 рублей, кажется, гетманского выпуска, которые я когда-то засунул в самое потайное отделение. С удовольствием и рыцарской вежливостью отдает он мне кошелек, а 1000 рублей прячет в свой кошелек. Не говоря больше ни слова, он садится в бричку и гонит извозчика дальше, на Киев. Досада меня охватила страшная. То была у меня памятка с прежних времен, банкнота роскошной работы Нарбута. И вот так пропал ни за что ни про что… Устал я из-за волнения так, что уже еле-еле домой на Благовещенскую улицу добрел. Только на углу Фундуклеевской и Владимирской увидел на углу председателя Днепросоюза Колиуха^{465}. Обрадовался ему очень, зная, что он не в плохих был всегда отношениях с «боротьбистами», а теперь, когда уже красные в Киеве, то, наверное, с «боротьбистами» завязал контакт, и все, что происходит, знает хорошо. Колиух всегда почему-то мне симпатизировал. У меня и усталость прошла от одной мысли, что теперь получу новейшую информацию. Поздоровавшись, я прежде всего выспросил у него о том вреде, который нам причинили деникинцы. Рассказал он мне все, что знал, а особенно, что и как произошло с Компанийцем. Тот последнее время работал в Днепросоюзе. Сказал он, что уже прибыли и «боротьбисты», и что их штаб находится на Прорезной улице, и дал точный адрес. Я очень хотел поскорее увидеться с Полозом^{466}, чтобы узнать, какие изменения намечаются, и постарался с ним увидеться в первый же день своего прибытия в Киев. Но, конечно, сначала постарался увидеться с нашими, побывав в Академии и встретившись с Ефремовым. Саликовский уже проинформировал наших о поездке, но, учитывая кардинальное изменение в политической ситуации, уже мало кто ею интересовался, тем более, что и интересного мы с ним ничего не привезли. Все же на ближайших собраниях была возможность ознакомить их с настроениями провинции, насколько я их мог до некоторой степени охарактеризовать из тех разговоров, которые мне случалось вести с людьми или только слышать их разговоры между собой.

Отдохнув немного, я установил контакт со всеми теми институциями, в которых работал, и жизнь пошла своим чередом. Позаботился я, чтобы избежать различных неприятностей, вооружиться различными удостоверениями, которые дали бы мне возможность как-то защитить от реквизиции для армии если не всю квартиру, то хоть одну или две комнаты. В те времена чем больше человек имел должностей и справок о тех должностях, тем легче было прожить. Хотя, собственно, работы везде было немного. Больше люди тратили времени на пересказывание различных слухов и поиски пищи. Сегодня дают в одной институции пшено, во второй масло, а там можно кожи получить на обувь, а еще где-то — материи на одежду. Вот так, за этими хлопотами, время и проходило.

Спасти всю квартиру мне не удалось. Остались мне лично большой зал и родительский кабинет, где находилась библиотека. На дверях этих двух комнат наклеил я, как сотрудник Академии наук, карточки, которые свидетельствовали, что эти комнаты не подлежат реквизиции, и, свободный от упоминавшейся выше работы, просиживал вечера в темноте, у маленького каганца в одной из этих комнат, работая над какой-то из очередных научных тем. В одну большую комнату вселилось несколько красноармейцев, но они в основном находились в нижней квартире супругов Требинских, где их товарищей разместилось гораздо больше. Только на ночь приходили мои «субарендаторы» домой.

Однажды вечером один из них деликатно постучал ко мне в дверь и попросил разрешения войти. Я пригласил его сесть и сразу спросил, чем именно я могу ему служить. Это был в какой-то степени свидомый украинец, потому что сразу начал мне задавать довольно неприятные в моей ситуации вопросы. Он сразу заметил, что, прочитав на дверях охранное письмо от Академии, подумал, что я человек образованный и могу ему кое-что объяснить.