Дневник (1918-1919)

Скучно и беспросветно как-то складывалась жизнь наша, киевлян. Только уже весной стала немного она оживленнее. Вообще с теплом и прибавлением дня работа не казалась такой скучной и безысходной. В Академии была организована Комиссия по составлению археологических карт Украины. Началась затем и работа археологическая в поле, и попытки обработки археологических материалов, сосредоточенных в кабинете им. Ф.Вовка, который должен был стать центром антропологических исследований. Семья Симиренко, Василия Федоровича, уступила большую часть своего дома на Трехсвятительской улице, и мы с А.Алешо и А.Носовым^{470} начали там упорядочивать материалы Киевского научного общества. Даже принялись за издание сборника — первого издания этого Кабинета, посвященное памяти Ф.Вовка. Разобрали темы статей. Носов должен был писать о Вовке как антропологе, Алешо — как этнографе, а я взялся за тему о Ф.Вовке как предисторике. Обещали статьи В.Е. Козловская^{471} — о Сушковском Трипольской эпохи поселении, а В. Клингер^{472} дал статью о гадюках в украинском фольклоре. Я занялся выколачиванием материалов по Мезину, что укрывались до тех пор в Киевском научном обществе. Перевез их на Трехсвятительскую, разместив в небольшой комнате на втором этаже. Передал я туда из своей квартиры в Киеве привезенные из Кононовки материалы антропологические (кости из раскопок в Кононовке — Вшивой могилы и еще другой, находившейся на границе нашей земли с Тепловской, сельской). Были еще кости (в основном черепа) из моих раскопок еще до революции в с. Федюковке, в имении Яневского. Достаточно собралось у меня и материала этнографического — музыкальные инструменты, деревянная и стеклянная посуда украинская («михайлики», ложки разные и стеклянные штофы), было немного и оружия, и церковной, деревянной утвари, но больше всего было все-таки археологического материала: Мезинская неолитическая керамика и кремневые орудия оттуда же. Посуда и кости из моих давних раскопок в Перешорах (скрюченные окрашенные скелеты) и много разных собраний с дюн в окрестностях Киева.

Когда уже не только потеплело, но и высохло, задумал Макаренко исследовать место прежних раскопок палеолитических на Кирилловской улице, проводившихся давно Хвойкой. Дело в том, что весной, когда достаточно быстро стали таять снега, довольно большая копанка, из которой брали глину для кирпичного завода в усадьбе Зивала, кажется, переполнилась водой так, что вода промыла себе ход в плотине, отделявшей копанку от долины Днепровской. Оказалось, что там в слоистом иле вымыло водой большие костомахи мамонтов и много мелких костей. Ходил я туда, осматривал все и в месте размыва, и в окрестности ближайшей, и убедился, что стоит все исследовать. Мне кажется, что поселение палеолитическое не полностью было проэксплуатировано, что, возможно, оно по Днепру расположено было и выше, и ниже того места, где копал Хвойка или где он собственно собирал палеолитической эпохи материалы, когда выбирали глину для кирпичного завода.

Копали у меня ребята, гимназисты из Первой украинской гимназии, а старшим был чудесный парень, галичанин, сирота, которого в 1914 году с семьей вывезли из Галиции — Василий Криль. В том месте, где вода прорвала плотину, нашлось при копании довольно много костей мамонтов, но это уже, видимо, не было поселение, а место, куда скатывались или смещались кости из поселения, которое было расположено выше на берегу. Довольно много эти опыты забрали времени, но ничего путного из них установить не удалось. Костей «in situ» не нашли мы нигде.

Встречи с митрополитом Андреем {473}

Митрополит Андрей принадлежал к числу тех немногих галичан, для имени которых не существовало никаких границ, даже надзбручанской. Но переехать Збруч суждено было ему не по собственной доброй воле. Российское царское правительство вывезло его из Галиции в глубину империи, как только российская армия в 1914 году заняла Львов. Только весной 1917 года, вскоре после взрыва, как тогда говорилось, «большой и бескровной революции», в первые весенние дни и в природе, и в сердцах уже «горожан», а не подданных, посетил Митрополит и революционную столицу Петроград, освободившись из своей, как бы там ни было, но почетной ссылки. Первым в петроградской украинской колонии весть об этом получил покойный Александр Лотоцкий, который сам, кажется, немало рук приложил к тому, чтобы ускорить освобождение Митрополита.