Ген. Кирей был прав что касается знакомых. В столовой нас приняли как дорогих гостей. Обслуга состояла из двух молодых дам и их матери, пожилой дамы, сидевшей при кассе. Познакомились мы, сели за стол, а старшая из барышень, прислуживая нам, все время расспрашивала нас обо всем и рассказывала. Я думаю, что в какой-то степени их обязанностью было здесь информировать кого-то о тех людях, которые у них питались. Оказалось, что брат этой барышни был секретарем у Кривошеина{487}
, который был у Врангеля тогда премьер-министром. Они были родственниками многих дворянских семей Полтавщины и Харьковщины, а если не родственниками, то хорошими знакомыми. Они были, очевидно, в курсе всех дел этих дворянских, когда-то, несомненно, казачьих семей. Общие знакомые, как оказалось, были у нас Леонтовичи, Устимовичи, знала она когда-то и Старицких; одним словом, нашлось достаточно тем, на которые она очень охотно и очень много рассказывала. Внешне она была немного похожа сама на Старицких, не так на Людмилу, как на Оксану и Марию — высокого роста, склонная к полноте. То ли общие знакомые, то ли тот факт, что я знал хорошо Полтавщину, или, может, какие-то специальные поручения откуда-то сверху, но ко мне она проявляла подчеркнутое внимание. Очень быстро узнал я, что ей нравится моя униформа, что я похож на Энвер-Пашу, и наконец, дней через несколько, в свободные от работы часы она взялась показать мне Севастополь, море, а еще через несколько дней мы уже ездили на лодке и купались в море.Я не следил, к сожалению, за местными газетами, но в какой-то из них, — а может, и вообще их было немного, — была напечатана заметка о нашем приезде. Узнал я об этом потому, что из Симферополя получил два письма, одно от акад. Вернадского{488}
, а второе от коллеги по антропологическому семинару Ф.Вовка в Петербурге — А.С.Носова. В письмах оба просили меня, если будет возможность, посетить их в Симферополе, где они находились на лечении или на отдыхе.Первым в Севастополе разыскал нас Вячеслав Лащенко{489}
, которого я знал немного по Киеву. Это был брат Ростислава Митрофановича, винниченковского приятеля и земляка из Елисаветграда. Вячеслав жил в Крыму и с начала революции проводил здесь какую-то национальную работу. Мне приятно было узнать, что он припрятал несколько номеров первой в Петербурге украинской газеты «Наша жизнь», которую мы с г-ном А.Феденко издавали с первых же дней революции. Они здесь даже издали отдельными листовками две наши (мою и феденковскую) популярные статьи о федерации и автономии. Позже я познакомился с Чернышем{490} — одним из самых активных здесь среди украинских общественно-политических деятелей. Сам он был из Киева, как и почему сюда попал он, я не расспрашивал из деликатности, но по тому как он относился к УНР, видно было, что в его лице имели мы искреннего и активного друга. От него я много узнал о состоянии украинского дела здесь, о количестве наших сторонников и об их работе, направленной на исправление украино-русских отношений, кардинально испорченных и обостренных во времена Деникина. Через него я познакомился с Иваном Николаевичем Леонтовичем{491} и со многими нашими более или менее влиятельными общественными деятелями украинского происхождения. Разыскали меня и несколько моих товарищей по Киевской гимназии, которых бурные волны гражданской войны прибили к этому далекому краю.Разыскал меня Козачевский — в гимназические времена русский соц-демократ, который потом все больше и больше отходил вправо. Разыскал и Крыжановский — человек без каких-либо национальных или политических симпатий, но человек, который со всеми водил знакомство. В гимназические времена это был ученик с самыми скромными успехами, но с самым необузданным поведением. Разыскал меня совершенно неприметный в нашем классе, кажется, без каких-либо стремлений помимо личной карьеры, Коробченко, сын киевского кондитера, а теперь довольно обеспеченный здешний дантист.