Хотя ген. А.Кирей, давая мне эти открытки, которые через его руки мне достались, и уговаривал поехать, но что-то мне нехорошо было, и я слег было на несколько дней. Однажды вечером, когда я был один в доме, пришел посланец от Мак Келли с вестью, что капитан нам советует воспользоваться оказией, так как завтра утром отплывает в Констанцу их контрминоносец, и уехать, потому что, мол, уже такое время подходит, что лучше быть не здесь. Было это передано посланником в достаточно категоричной форме. Когда он к тому добавил, что этим контрминоносцем едет и госпожа Врангель, то я понял, что и нам уже надо ехать, даже не попрощавшись со всеми теми, с кем мы здесь завязали знакомство. Видимо, им скоро будет не до нас»…
Когда наши собрались вечером, я рассказал о посланце, и мы все сделали, чтобы таки завтра в назначенный час быть на пристани в назначенном месте…
На следующий день[97]
, когда мы были уже на берегу, нас ждала шлюпка. Выехав из Севастополя, мы довольно долго стояли на палубе контрминоносца, удивляясь его скорости и всему этому сооружению, которое выглядело как совершенная огромная машина. Странно было только, что совсем мало людей мы видели. Все светилось какой-то пустотой. Нам показали каюту, где мы могли бы посидеть или полежать, если бы хотели. В той каюте я видел в углу, за разным тюками, отгороженными от середины, худенькую даму, которая была, кажется, баронессой Врангель. Я быстро улегся на мягкую софу или диванчик и лежал, хотя любопытство часто поднимало меня на палубу, где мои товарищи, расположившись прямо на палубе, забавлялись с маленьким, почти черным, медвежонком, которого матросы этого судна раздобыли где-то на Кавказе. Это смешное, полностью одомашненное создание, было очень пакостным, и все от него надо было прятать или защищать. Добрался он до нашего провианта и распотрошил все, что там было. Но видно, что аппетита не было, почему-то больше всего интересовался лимонами, которые у нас были на всякий случай, если бы случилось кому-то болеть морской болезнью. Этот медвежонок очень забавно кусал лимоны и кривил свою мордочку просто как ребенок.На море были довольно большие волны, но судно будто перелетало с одной на другую, дрожа все время целой своей массой. Скорость была для нас просто невероятная, только брызги, и то не от самих волн, а от разбивания от нашего удара с ними, как туман или морось падали на палубу.
Полюбовавшись какое-то время стаями дельфинов, которые выскакивали откуда-то сбоку, и, как дети, наперегонки плыли рядом с нами, но, не выдерживая долго, отставали, я лег на диван в каюте и только утром, когда мы подъезжали к Констанце, вышел на палубу, чтобы всмотреться в дальние поначалу берега.
Из Констанцы, по дороге домой, мы должны были заехать в Бухарест, чтобы рассказать все, что мы видели и слышали К.Мацевичу, нашему послу, а главное — ген. Дельвигу{504}
, нашему военному представителю, которому, в случае необходимости, надо будет разговаривать и договариваться с местным военным российским представителем — генералом Геруа.Ликвидация нашего фронта против красной Москвы произошла значительно позже, чем ликвидация фронта между белыми и красными москалями в Крыму. В те времена новости о событиях даже первостепенного значения доходили с большим опозданием. Я в столице нашей эмиграции, в городе Тарнове, Западная Галиция, начал уже забывать о поездке в Крым.
Но однажды в резиденции наших министериальных учреждений увидел — о, чудо! — генерала Кирея. Приехал он, чтобы увидеться с Симоном Петлюрой… А еще через некоторое время, так же неожиданно, встретил доктора Гелива с его спутником. Эти двое пробыли в Тарнове довольно долго, а потом отправились на восток, на Украину. Впоследствии принесли наши люди с Украины вести, что Гелив снова начал свою партизанщину и через некоторое время его окружили большевики в каком-то доме, и он долго отстреливался, до тех пор, пока они не подожгли дом. Догадывались, что его предал тот самый его товарищ — Козырь-Зирка…
Самостийность или соборность?
(Фельетон)
Политическая конъюнктура Восточной Европы зрителю, — может, немного фантасту, — напоминает давно прошедшее, знакомое. Литературная польская легенда связывает будущее Польши как независимого государства с предсказанием Вернигоры, этого кобзаря или лирника с Украины, с Киевщины: «Как напьются турецкие кони воды из Горыня, тогда восстанет снова Польша». Такой смысл этого пророчества. Фантастическая мысль, странная параллелизации однако… из Горыня кони турецкой кавалерии во время мировой войны воду таки пили. И на политическом горизонте появляются старые, старые знакомые, которых или хоронили, или же на самом деле похоронили.
Современное «смутное время» распухшей Московии не предвещает ничего хорошего для этого государства, и более чем возможно, что на Востоке Европы рядом с ней должны, как и в далеком прошлом, выступить еще и другие факторы.