Читаем Дневник 1938 г полностью

Этот ответ характерен для того глубокого раскола, который начинает резко проявляться между жизнью и властью. Напоминает мой разговор с представительницей Крымского правительства, старой коммунисткой[89] (забыл фамилию) — молодящейся, показавшейся мне противной дамой, жившей по тогдашнему роскошно в бывшей гостинице «Петергоф». Когда я говорил ей о голоде, грозящем профессорам, оставшимся в Симферополе, — : «Пускай умирают». Я не выдержал — и мог тогда это сказать: «Я слышал, что Вы старый идейный партийный работник. Я думаю, что Ваши умершие товарищи перевернулись бы в гробах, если бы узнали о таких следствиях из своих исканий и страданий». Я ушел — но пищевые посылки были посланы.

Сейчас, я думаю, связь власти с жизнью и взаимное понимание чрезвычайно ослабли. В идейную силу действий власти — в таком аспекте — не верят и говорят об этом не страшась.

10 ноября, утро.

С.Ф. нарисовал ужасающую картину развала. Безумным или паническим террором разрушены контрольные государственные медицинские учреждения. Не знаешь, что это — вредительство, о котором столько пишут — и тогда это исходит из НКВД — или паника. После того, как арестованы специалисты, которые стояли во главе центральных медицинских бактериологических лабораторий, — сейчас арестованы те главные их помощники, которые фактически все контролировали, — люди, которые были единственными знатоками. Их заменить никем нельзя. Создается невозможное моральное окружение. Работать трудно. Разбита вся организация военно-санитарной государственной работы в ее контрольных органах.

В сущности сейчас эту — неужели сознательно вредительскую? — работу НКВД видишь на каждом шагу. Она проникает всю нашу жизнь.

В быту идет в том же направлении развал — борьба с православием. Арестовывают последних священников.

Их облагают явно для всех несправедливыми налогами. Те, которые добиваются отмены этих явно тенденциозных обложений, арестовываются, и новые священники не идут или их нет. Церкви закрываются — но создается глубокое недовольство и расстройство социального строя.

Говорят, парад в этом году был много менее «параден». Многим отпустили деньги.

Пьянство было большое. Водка — единственное, что можно покупать в сколь угодном количестве. В Москве вечером 7-го хорошо одетые люди валялись пьяными на тротуарах.

13 ноября, утро.

Вчера утром было недомогание — острое, принял нитроглицерин.

Работал над книгой.

Был С.Ю. Липшиц. Об Обществе Испытателей Природы. Тяжелые условия печатания. Постоянно арестуют членов — приходится вынимать карточки из карточного каталога членов .

Подавляющее и удручающее настроение. По-видимому, сейчас виновных (?) и явно невинных немцев. Машина грубая и неумная. Очевидно, ловя невинных — и случайно при этом открывают «вредителей», в том числе и настоящих. В действительности приведет к какой-нибудь катастрофе, так как пропустит или вызовет взрыв (из-за самозащиты). Все более подозрительно относятся к Ежову.

Сейчас арестована Руоф. Недавно говорил с ней по телефону.

Не везет мне. М.В. Шик арестован — его работу, после долгих месяцев потерянных, передал Руоф и 12-го сговорился с Цейтлиным[90]. В издательстве шли перемены — Гачев[91] был арестован. Не так давно Луппол[92] был удален из издательства (не арестован). На его место был назначен Лозовский[93]. С ним я давно один раз встречался и имел интересный, но неприятный разговор.

14 ноября, утро.

Вчера все-таки с сердцем неладно. Два раза — нитроглицерин и адонис.

Вчера работал над книгой. Основные черты демократии выяснил себе как ноосферные явления. Думал хорошо.

Был у Комарова в связи с цензурой — не допускают и искажают «Chemische Zentralblatt»! Два № задержаны. В них нет начала ( рефераты о двух новых работах Ипатьева!?[94]). Комаров бессилен справиться.

Аресты явно указывают на борьбу внутри партии, хотя нам она представляется однобокой. Ясен развал, и жутко становится за ближайшее будущее.

Александр Евгеньевич рассказывал, что Комаров в тяжелом настроении. Он ждет отставки — и в форме недопустимой. По-видимому, Лысенко имеет доступ к Сталину—и ведет там интригу. Говорят, пять правительственных новых коммунистов — кандидаты в академики: Ширшов или один из трех его спутников[95], Ярославский, Вышинский, Бурденко и Лысенко[96]. Лысенко, по-видимому, намечается в президенты.

Всюду аресты — в Петербурге тоже. Настроение нервное и подавленное. В Казани арестовано несколько человек в Лаборатории Арбузова, который является бесспорным кандидатом в академики — химики. Арестован и его сын[97].

В Москве, говорят, арестован не один ...>[98], но несколько («все») секретарей Московских партийных районов. Идут аресты и среди молодежи — сын Самойловича, исследователя Арктики[99]. -Сам отец давно арестован.

17 ноября, утро.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное