Дневник 1939-1945

Я был слабым, безумно слабым. Сын трусливых, малодушных мелких буржуа. В детстве я мечтал о неспешной, замкнутой жизни. Всегда всего боялся. Но во мне, как в большинстве мелких буржуа, жил другой человек, который мечтал о шрамах и синяках. Однако "жажда" силы во мне могла проявиться только лишь интеллектуально. В первые часы, в первые дни войны я испытал потрясающий подъем, но потом возненавидел ее. Страх - это всего лишь первая моя реакция, потом приходит храбрость, затем опять возвращается страх, затем снова храбрость, а потом, если храбрость не встречается со смертью, отвращение. Скука мелких дел, физической работы. Хотя я ничего не имел бы против того, чтобы быть механиком, мастеровым, хорошо делать какую-нибудь деталь.

Я испытываю ужас перед постоянной деятельностью, потому что я безоружен перед ней. Однообразие постоянной деятельности нагоняет на меня скуку, как всякое однообразие; я быстро от всего устаю. Темперамент нервический, флегматичный. И очень анемичный.

С ранней юности у меня случались периоды импотенции. Натура интровертная, инвертированная, но с женщинами. Приступы мужественности, но зачастую Нарцисс, мечтающий обладать, когда обладают им.

Я был исступленным мазохистом и неизбежно садистом в давние времена, но далеко это не заходило. Как мазохист, я впадал в жуткий комплекс виновности, раскаяния - или же преследования. С короткими - через какие-то промежутки времени - приступами садизма по отношению к женщинам и даже к мужчинам.

Мои враги очень хорошо чувствовали - это было заметно - женственный, инвертированный характер моей любви к силе. Но такое свойственно и некоторым коммунистическим интеллектуалам, а также фашистским.

Чтобы благоприятней "выглядеть", мне нужно было бы опуститься на свой самый низкий уровень, быть чистым интеллектуалом, исключительно умозрительным, полностью оторванным от жизни, не занимающим определенной позиции, подобно легиону других.

У меня случались моменты страшной трусости, правда, очень недолгие, - внезапно, в каком-то ошеломлении; потом я брал себя в руки. Однако без желания победить.

У меня и вправду нет никакого честолюбия, разве что вспышки самолюбия, злости, но быстро проходящие. И по-настоящему я получаю удовольствие только от созерцания, чтения, прогулок, бессловесных тел проституток. Болтливое тело влюбленной женщины очень скоро утомляет меня.

Силу я любил как идею, но демонстрация ее нагоняла на меня скуку. Никакого желания быть поближе к немцам, русским, американцам; только издали я наслаждался их грубой силой, а вблизи она вызывала у меня зевоту.

Вот уже много лет я живу только чтением да религиозными и философскими раздумьями. Ницше, Шопенгауэр, Паскаль, Малларме. Рембо, если не считать несколько великолепных страниц, ничего значительного мне не открыл.

Ребенком я был чрезвычайно меланхоличным, вялым, но внезапно у меня просыпался интерес к играм, случались вспышки задора, самомнения, однако они быстро угасали. Мне хотелось бы быть слабым в той мере, чтобы всегда оставаться в одиночестве, в мечтах, но эти вспышки ненадолго возбуждали меня. К отцу я испытывал влюбленное отвращение, умиленное презрение. Маму любил, желал, потом презирал, хотя время от времени возвращались отвратительные припадки нежности к ней. Обожал деда и бабушку и был в отчаянии, оттого что вынужден их презирать.

Я любил деньги, но нужно мне их было немного - только чтобы обеспечивать свою лень и свободу. Мне казались хороши все средства. И, по правде сказать, деньги, пусть небольшие, у меня всегда были, сам даже не знаю откуда. В какие-то моменты мне их давали некоторые женщины. Маленькое наследство. Кое-что я зарабатывал. В сущности, потребности у меня не очень большие. И для меня все было просто.

Политика всегда вызывала у меня тоску, как и война. После первых восторгов, первых возбуждающих контактов со страхом и храбростью мелочные заботы казались мне скучными. Политика - только как умозрительные спекуляции, как философия истории.

Я ни в коей мере не христианин. Никакого чувства греха, при всем моем мазохизме только ощущение слабости перед силой. Отсутствие чувства греха, ненависть к христианскому морализму (который я соотнес - или отыскал его источник - с взаимосвязью сила-слабость).