Дневник 1939-1945

1 Речь идет о романе Золя (1892), в котором писатель отразил смятение французского народа в 1870-1871 гг.

После обеда встречаю Бернштейна в Тюильри. Он был с Альфаном.1 Сын посла, глава администрации министерства торговли, гордость наших политиков, он прославился своими пародиями в салонах и любовными похождениями. Посмотрели друг на друга. Бернштейн кричит мне: "Мужайтесь". В устах этого старого фигляра это звучит оскорблением. Я оборачиваюсь и спрашиваю, что он имеет в виду. Почувствовав угрозу, он бледнеет и повторяет, что это значит всего лишь: "мужайтесь", затем вспоминает историю с рукопожатием в ресторане. Начинает запинаться, призывая в свидетели и обращаясь за поддержкой к одному почтенному господину, который даже ухом не ведет. Я бросаюсь на него с кулаками. Потеряв голову, он пинает меня ногой в живот, как заправский хулиган. Потрепав его еще немного, я убираюсь восвояси, испытывая ужасное отвращение.

А в это время сообщают о взятии Амьена и Арраса.

"Как вы смеете нападать на шестидесятичетырехлетнего старика, - кричал Бернштейн. У меня есть свидетель. Во всяком случае, вам тоже досталось...".

"Что может быть подлее, чем удар ногой, Бернштейн". Его лицо исказила гримаса.

Тем временем появился г-н Фроссар, министр информации, который всегда прогуливается здесь около семи.

Должно быть, я сам выглядел не лучшим образом. Мне это напомнило стычку между Жилем и Галаном на Елисейских Полях.

Только этого мне не хватало в такое время. Они, наверное, сейчас уже на море?

Эрве Альфам, служащий финансовой инспекции, сын Шарля '^ьфана, посла Франции в Берне, заведовал в то время отделом °Рговых соглашений в министерстве торговли.

Чудесная Франция Реймса и Шартра, "Песни о Р0. ланде" и Вийона, и т. п. ...Страшная опухоль, которую она породила в своем лоне, неизбежная опухоль загнивания и смерти. Ох, как она хотела умереть.

- Сведущие люди начинают всерьез рассуждать о "возможностях" ситуации. По невообразимой трусости они грезят, что Гитлер так и пройдет мимо Парижа и, отодвинув французскую армию, займется исключительно Англией. Но когда будет окружена и уничтожена Северная армия, он повернет назад и пойдет на Париж. Тогда, чтобы сломить всякое сопротивление, Париж будет подвергнут бомбардировкам, как это было, по слухам, в Роттердаме.

Все время говорят о контратаке, о контрнаступлении. Но с какими силами? Если даже предположить, что у солдат сохранилось мужество, это не обеспечит их ни танками, ни самолетами, ни стратегией их использования. К тому же, мы потеряли промышленность Севера и Востока, сталь и уголь.

Уже то, что контратакой и не пахнет, свидетельствует о многом, этим все сказано.

И сегодня Рузвельт ничем не лучше Муссолини и Сталина, такое же бездействие, такое же оцепенение. А ведь это посерьезнее столь стремительного разгрома Франции - две трети мира сведены на нет. Но разве не то же самое было во времена Конвента и Наполеона? Психологический террор - это страшно, внутренняя слепота.

- Вчера в течение нескольких часов я думал больше о Белукии, чем о войне.

- Вечером Белукия сообщает мне сухим голосом, что ее сын отправляется добровольцем в 75-й противотанковый полк.

Франция умирает от 89-го года. Уже в 14-м я считал, что наши методы как нельзя более глупы, самое большее, на что я был способен - это подохнуть из-за глупости нашего официального мира. Но это лишь повод покрасоваться. Все это наводит на меня скукУ" мне недостает покорности, для того чтобы вернуться в строй каким-нибудь адъютантом... Но уже год я мог бы подыскать себе "тепленькое" местечко... Понятно, но в тылу" в каком-нибудь управлении, или в Генеральном щтабе. Хотя бы уехал, наверное, из Парижа. Но мне так хочется посмотреть на последние дни Парижа. Того Парижа, который я на протяжении двадцати лет изучал, лелеял, ласкал. Кажется, мне следует остаться в Париже. Если я уберусь отсюда, точно вляпаюсь в какую-нибудь передрягу на южной Луаре.

Поехать в Англию, где борьба будет продолжаться. Сделает ли Америка свой выбор? Нет, хочу остаться на континенте, в Европе.

Но не превращаю ли я себя в заложника? Может быть, я мог бы защитить, спасти несколько картин, несколько зданий? Но что это за прихоти археолога? Не я ли говорил, что красота смертна и не должна жить дольше тех, кто ее создал?

23 мая

Сегодня утром опять какая-то передышка. С чем это связано? Явно ничего хорошего. Просто тревога чередуется со спокойствием.

Утром же я задаюсь вопросом, не является ли все это какой-то немыслимой трагикомедией, спрашиваю себя, действительно ли Франция участвует в войне, не увиливает ли она от нее даже в самых жестоких боях?

Прежде всего: где и когда были эти бои? Покрыто мРаком неизвестности. Как они проходили? Где и как °ни идут теперь? Мне ничего об этом неизвестно.

Передают одну историю о предательстве, будто бы какой-то генерал сдал мосты через Маас. Не могу в это п°верить, думаю, что он был просто дурак.

Дают понять, что немцы просочились к морю. Так, 3Начит, наши войска отрезаны?