Дневник 1969 года

22/V. С большой пользой для себя изучал я материалы для главы о ра­бочих в Гражд[анской] войне. Кар­тина вот какая. Ситуация Шари­ков — Швондер в русской революции выглядит как эпизод из приключений Синдбада-морехода, когда какой-то бедный старичок попросил его перене­сти через ручей, а потом ездил на нем, на его шее. Швондер сказал Шарико­ву: понеси меня, я укажу тебе дорогу в социалистич[еский] рай. И оседлал Шарикова, и бедный Шариков таскал его по топям и кручам, худел и обдирал тело. Пролетарии, точно, поддержива­ли Бронштейна и К°, но исключительно ради их целей. И были замордованы в Гражданской войне, не приобретя ни­чего взамен.

А все-таки сменовеховцы навели меня на верную мысль: не евреи пра­вили русским государством, им (и другим) это только казалось. Русское государство заставило жидов служить своим целям. И если теперь, через пол­века прикинуть, выиграло ли русское еврейство от революции (несмотря на двадцать лет полного господства), то ответ, пожалуй, такой: нет, проигра­ло! При эволюционном течении собы­тий они бы приобрели в России, может быть, и больше. Ибо они очень уси­лились в конце прошлого — в начале нынешнего века. А в итоге сталинской контрреволюции они очень много по­теряли даже из того, что имели до ре­волюции.

24/V. Любопытно, что сумасшед­ший Дмитриев⁵⁰ стал патологич[еским] антисемитом. Он сказал, что у Пустынцева⁵¹ отец еврей, а у Голикова⁵² — мать.

14/VI. В среду, т.е. 11-го, обсуж­дали мой сценарий в «творческом объединении» <неразб. — К.Т.>. Из 7 присутствовавших (кроме меня) был только один русский, и тот Гусаров.

Болтовня для женщин — гимнасти­ка языка. Необходимая!

9/VII. «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Значит, это и нуж­но ценить, а не гоняться за фантомом счастья. В переводе на прозу покой — это то, чтобы тебя не дергали, не ко­мандовали, не кричали, не заставляли суетно мельтешиться. А воля — это совсем просто (кстати: у Пушкина не случайно сказано «воля», а не «сво­бода», т.е. подчеркнут нравственный, а не социальный оттенок понятия). Все хотят, чтобы я возглавил ЖЗЛ, но сами-то предпочитают роль со­ветников и идеологов. Еще бы! Кому охота заниматься весьма важной, но черновой работой? В аппарат (а из­дательство — почти аппарат) идут только двужильные и крепкокожие карьеристы. Можно самому, потея, гонять мяч по грязному полю, а мож­но наблюдать это зрелище с трибуны и умно комментировать его. Чей жре­бий лучше и приятнее?..

Р.: «Советы без жидов». Недурно. Сейчас это может устроить всех, т.к. либерализм и западничество идут от евреев, от них же и «революция».

28/VII. Евреями являются: 1) соб­ственно евреи, 2) полукровки, 3) лица, состоящие в браке с евреями, 3) лица, состоявшие в браке с евреями и имею­щие от них детей.

Сейчас разрабатываю мысль о том, что нельзя швыряться национальными ценностями. Вот, например, Маяков­ский. Сволочь, сифилитик и т.п. Но: огромное влияние на нашу культуру, на мировую. Так что же? Вышвырнуть его? Но не прошвыряемся ли мы так сгоряча? Не довольно ли? То, что от­ложилось в прошлом, это как осадоч­ные породы на дне океана, равно пада­ют скелеты хищников и их жертв, все прессуется и складывается в единый пласт. Так что же — начнем выковы­ривать из этих пластов то, что нам не нравится? Достоевский справедливо презирал Тургенева, но (пусть не рав­ны они) теперь их проходят в школе в одной и той же четверти. Так Маяков­ского, Булгакова, Есенина, Платонова и иных будут изучать вместе, ибо все они — наша русская культура периода Великого перевала.

И еще очень плодотворная мысль о том, что есть вечные ценности, к кото­рым не приложима относительность, которые безразличны к ней, как золо­то к кислотам. Материнская любовь — относительно? Или — трусость? Те­перь для меня нет сомнений. Что это пресловутое (жидовское, конечно!) понятие приложимо (если приложи­мо!) только к мертвой материи.

Моя нынешняя служба приятна. Как почетная пенсия, дающая право на <неразб. — К.Т.>-безделье. Это не только приятно, но и разлагающе.

9/VIII. Три брата Карамазовых — это три главных черты рус[ского] духа: безграничная, неудержимая удаль, страшное умствование и трепетная страсть к Высшему.

Сегодня был Жуков⁵³; очень хочется ему напечататься в ЖЗЛ. <...>

Полагаю, хорошо, что Кузнецов⁵⁴ бежал. Пусть все видят, на что пригод­ны певцы Бабьего яра. Предательство никогда не имеет обаяния, какими бы словесами оно ни объяснялось и как бы ни обставлялось.

12/VIII. Сейчас все говорят о ста­тье в «Огоньке»⁵⁵ против Дементьева⁵⁶. Либералы в ужасе и злобе. Я говорил уже «молодогвардейцам»⁵⁷, что это не челов[еческий] язык, а собачий лай. Интересно, хоть когда-нибудь научат­ся они говорить интеллигентно, а не пролетарским матом? Я давно уже учу: зачем говорить «дурак» — это грубо и оскорбительно, можно сказать: «вы не вполне компетентны в этом вопро­се» — смысл тот же, а все благопри­стойно и нет повода тащить в участок (либеральный или черносотенный, все равно) за оскорбление словом.