Дневник 1969 года

5/V. Излюбленный ныне аргумент в спорах: все относительно. И это имеет эффект подушки: любой удар «гаснет», как говорят волейболисты. Но вот именно подушка, как и всякая мертвая материя относительна: на ней можно успокоить усталую голову и ею же можно удушить человека. А для мира живого — нет, все именно не от­носительно. Добро и зло не относи­тельно. А адепта относительности я бы предложил посадить голым задом на горячую плиту, а когда адепт завопит, спросить его: батенька, что вы кри­чите, ведь все на свете относительно? А знаете, какая температура в ядерном котле?..

8/V. Давно я уже составил «пятер­ку» наиболее выдающихся людей фа­культета нашего³⁵(за послевоенное время). Критерий — слава, популяр­ность, известность. Именно это в наше время является шкалой жизненного успеха, а к этому, как производные, прилагаются уже деньги, влияние в об[щест]ве, почет, уважение, отчасти также власть и пр. Итак: Ремо Казакова³⁶, Корчной³⁷, Том Колесниченко³⁸, Алик Цомук, Коля Иванов³⁹. Я многим из наших список этот оглашал и воз­ражений в сущности не встретил. Кан­дидатами на 5-е место могли бы быть: Кузнец, Фурсенко⁴⁰, Волк⁴¹, Шкаратан⁴², я. Но бесспорно, что все мы Коле проигрываем. И еще: в «пятерке» ни один не прославился как историк. И правильно: академическая наука вещь нудная, никому не нужная, в принци­пе, чистая наука — это только для сво­его цеха, как чистое искусство — для искусства.

12/V. Есенин — это Шариков, обла­давший поэтическим дарованием.

Перечитываю «Вехи»⁴³. Это зерка­ло, которое они поставили перед фи­зиономией российского либерального интеллигента, и он отразился в нем во всем своем неприглядном виде, с пры­щами и угрями. Чего и говорить, рожа крайне несимпатичная. Но зеркало — не солнце, оно не согревает, под его лучами на ниве не взойдут новые по­беги, новая жизнь. А вот позитивного идеала — тепла, света — они и не дали. Ну, разве можно почитать программой их жалкие рекомендации о самосо­вершенствовании, о необх[одимости] искать истину и даже — главное, ка­жется, у них, — что истина выше обще­ственной пользы? Все это — выси духа, а не фонарь в тёмном политическом лесу. Дав широковещательные обеща­ния, они обманули читателя. И еще. Мысль, выраженная очень остро Гершензоном⁴⁴ (благословляю штыки и т.д.) глубоко антинародна. Но нельзя отрываться от почвы — народа, нель­зя презирать его — точно так же, как и обоготворять. И сегодня — Р. это хорошо выразил в своей статье⁴⁵ — «т[овари]щи» хотят на этом нас и изловить: да разве это быдло нас по­нимает, да мы с вами, с Эйнштейном и Эренбургом, мы, цивилизованные люди. Всякая власть от Бога, и она должна быть сильной, тогда народ бу­дет любить её, и тогда родятся Пушки­ны и Лобачевские и будет разбит На­полеон, а декабристы поедут в Сибирь.

Прочел сегодня «Смену вех»⁴⁶. Сильно. Талантливо. И очень узко. Чи­стое политиканство. «Вехи» по край­ней мере возносились к небу, ища, хотя и [не] найдя, там выхода. Эти — сплошь взор к земле. Очень много по­няли. Многое предвидели (редкий слу­чай в политич[еской]. публицистике!). Но не возвысившись, не попытавшись возвыситься к горним вершинам, оста­лись с низким горизонтом. Они ис­кали — и находили — объяснения ра­циональные. Но это — поверхностно: большев[истскую] революцию не по­нять без мистического анализа, ибо — я все больше к этому склоняюсь — Брон­штейну помогали нездешние силы. Как можно понять или даже попытаться понять, осмыслить революцию, даже не поставив вопрос о Боге, скомкав вопрос о нации и национальной куль­туре, не обмолвившись об иудеях?! И вот: они намеревались использовать большевиков в своих целях. Большеви­ки выжали из них то немногое, что они смогли им дать полезного, и — и убили потом и Ключникова⁴⁷ и Устрялова⁴⁸ (Ганелин⁴⁹ сказал).

Да, кстати: все «Вехи», конечно» умещаются в жилетный карман Досто­евского.

17/V. Если мне когда-нибудь при­дется издавать свой цитатник в крас­ной или красно-бело-синей обложке, то первым моим изречением будет: «Вся власть от Бога. Бунт — дело под­лое!» И сделаю к этой цитате приме­чание: рядовых бунтовщиков — сечь, главарей — сажать, а подстрекате­лей — вешать.

18/V. Нет, мы Ленина жидам не от­дадим! Он — наше национальное до­стояние, как Александровский столп или разбойничьи старые песни. И ещё: евреи только думали, что они правят Россией в 1917-37 гг. На самом деле именно они-то и служили приказчи­ками русского дела, полагая, что дела­ют это для себя. Когда они с помощью мощной своей еврейской организа­ции стали нести бациллы разложения из России на экспорт, они тем самым укрепляли русскую государствен­ность.