Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]

Интересным, просто фантастическим собеседником оказался вице-президент Всекитайского союза писателей поэт Jidi Majia. Начну с конца. Когда мы уже уходили из ресторана, я спросил Хуанбо о поэте: откуда он родом? И совершенно неожиданно тот бросил: из нацменьшинств. "А какая у него национальность?" И услышал поразительный ответ: "Из народности "И"". У меня в памяти все всколыхнулось: я вспомнил знаменитое стихотворение Семена Липкина и ту политическую возню, которая была поднята вокруг. В своеобразное время мы жили.

Тем не менее говорили за столом о русской поэзии. Майджи сначала спросил меня, кого из трех русских поэтов — Пастернака, Цветаеву или Ахматову — я считаю лучшим. Трудный вопрос и очень китайский. Все хороши, но знаю я лучше Пастернака, поэтому и люблю больше. Он сам же потом разграничил свойства троицы: философичность Пастернака, истовость Цветаевой и естественная органичность Ахматовой. Или его сравнение Маяковского и Неруды — поэты революций! А? Описать подобный разговор литераторов почти невозможно, аргументы заменяются цитатами, знаковые имена говорят больше, чем целые доклады. Потом разговор перепорхнул на Есенина и Бродского, я признался, что люблю обоих. У нас оказались сходные интересы и взгляды. Если Сергей Есенин еще не так любим в Китае, как Бродский, значит в Китае еще не появился хороший переводчик его поэзии. Сергея Есина — привел я нескромный пример — на китайский тоже переводить значительно сложнее, чем, скажем, Сергея Довлатова. Саша, который только что сдал в издательство перевод Довлатова, закивал. Говорили о советской литературе, о союзах писателей, наконец о премиях. Я расспрашивал о порядке их присуждения, похож ли он на наш, когда группа писателей награждает друг друга. Сказал, что, видимо, поняв эту ситуацию, президент реформировал госпремию. В ответ китайцы рассказали о двух своих знаменитых премиях: имени Лу Синя, здесь много номинаций: рассказ, стихи, драматургия, проза большая и малая и пр., и "Маодун", которая дается только за роман. Так вот, обе ли эти премии, или какая-то одна, мне не очень осталось ясным, определяются жюри, которое в свою очередь выбирается жеребьевкой из среды профессоров, представителей вузов, академий, других организаций. Причем, ни один секретарь Союза писателей не может выставить свое произведение на конкурс.

Заговорили о неуловимом Е-сине из Шанхая. По словам Jidi Majia шанхайский Есин писатель хороший. Я пошутил, что только и ехал туда, чтобы обогатить свою новую книжку дневников фотографией двух Есиных на фоне шанхайского городского громоздья.

Потом разговор перешел на китайскую литературу. Я говорил о том, что мы, к сожалению, знаем ее значительно хуже, чем китайцы русскую. Опять пошли имена, которые свидетельствовали о замечательной подготовке Jidi Majia. Он, конечно, филолог. Так оно, кстати, и оказалось — филфак Пекинского университета. Говорили о переводе, в частности я вспомнил переводы Ду Фу и Ли Бо. В другой стране поэты — повторяюсь — всплывают, лишь когда появляются переводчики. Кстати, Саша (………) в этот время переводил точно, быстро и с наслаждением, недаром в юности год стажировался в Москве. Саша ведь тоже филолог и очень хорошо, как переводчик "Имитатора", представляет себе, кто я такой. Я говорил, что все мы в юности были ориентированы на западную литературу и несколько пренебрежительно относились к литературе, которую нам, казалось, навязывали. Я говорил, что только перечел Лао Шэ, который, если бы прочел его раньше, наверняка повлиял бы на мою работу. Когда заговорили о Пу Сен-лине, Майджи вдруг высказал ослепительное предположение, что именно Пу Сен-лин родоначальник магического реализма, а вовсе не Маркес. И, наверное, это правильно.