Дневник.2007. Первая половина

Последнее время я стал слушать «Эхо Москвы», получилось это случайно, хотя В.С. давно слушает по своему маленькому приемничку именно эту станцию. Вскоре я понял, что «Маяк», при всей его, казалось, крутизне, это, конечно, ангажированный голос власти. «Эхо» сегодня рассказывало о коррупции, которая пронизала все стороны нашей жизни. Мне бы надо записывать, кто говорит, но какая бездна в России замечательно умных и наблюдательных людей. Власть, конечно, знает, как к ней относится население, но она отчетливо представляет, насколь велико терпение русского народа.

Приехал домой, вынул из почтового ящика газеты, мечтая о грибном супе, которого у меня в холодильнике большая кастрюля. Пока грел, начал с «Литературки», но статьи покойного Петра Алексеевича Николаева, написанной еще в прошлом году о литинститутском издании моих дневников, нет как нет. Лене Колпакову об этом уже давно не напоминаю, но сам довольно паскудно по этому поводу думаю. Да, уже не ректор, у газеты и у друзей теперь другие приоритеты.

На этот раз номер газеты, кажется, интересный. Вечером прочту первым делом статью Ии Савиной. Огромный материал, на полосу, Ф.Ф. Кузнецова, опять про Шолохова. Суп доел, газета в хлебных крошках на столе. Надо во что-то парадное себя одевать: в 4.30. начнется очередное заседание клуба Н.И. Рыжкова, к которым я привык настолько, что заменить удовольствие от них мне уже нечем. Если поначалу клуб покорил меня престижным своим характером, то теперь, и уже давно, я вижу в нем другое: необходимую составляющую моей духовной жизни.

На этот раз в повестке доклад директора ФИАНа им. П.М. Лебедева Геннадия Андреевича Месяца, он же и вице-президент Академии. К счастью, это еще и рядом – на Ленинском, дом 53, почти напротив универмага «Москва». Для людей моего поколения ФИАН был так же загадочен и так же закрыт и секретен, как КГБ. Впрочем, в самом начале «перестройки» я с группой писателей побывал на Лубянке, и даже в кабинете председателя. Правда, тогда писатели еще что-то стоили. Но сменим оптику.

И вот сытый, довольный, умиротворенный я уже дома. После заседания и всех разговоров теперь записываю увиденное и услышанное. Это невероятно трудно. Как сложить впечатления от гениальной игры актеров? Начну с привычного для меня – с хорошей кормежки, академической, якобы простой: стейк из красной рыбы с соусом, где плавали звездочки красной икры; вино красное и белое – я, правда, был за рулем, выпендрился, мог бы проехать три остановки на троллейбусе – французское марочное, «Маркиз Александр» в моем переводе. Еда подавалась в том же роскошном, с колоннами, парадном зале, где проходило заседание. Кого только этот зал не видел, чьи голоса не звучали под этими сводами!

ФИАН – одно из самых престижных научных заведений мира. На стене парадного холла семь написанных маслом портретов – лауреаты Нобелевской премии. У портрета Сахарова бывший директор ФИАНа Ю.М. Александров – Месяц директорствует только три года – рассказывал, как Сахаров попал в знаменитый проект по теоретическому воссозданию атомной бомбы. Он был аспирантом Тамма и нуждался в жилплощади. Его вызвал Вавилов: хочешь получить комнату, поезжай в группу Арзамаса-16. Еще эпизод – по дороге на работу молодой Сахаров покупал батон и бутылку кефира и, когда потом на доске писал и писал мелом формулы, отламывал от батона, запивая кефиром.

Другим аспектом «свободной дискуссии» у портретов были какие-то ценные для меня штрихи об Академии и институте. Например, о давлении на Академию, чтобы она исключила из своих рядов Сахарова в период его ссылки в Горький. Нет, не получилось, академики, не в пример сегодняшним дням, держались. Вспомнили единственный случай исключения из академии: Эйзенштейна во время прихода к власти Гитлера. Сахаров остался и академиком и сотрудником ФИАНа, работающим в Горьком. К нему туда на консультации ездили аспиранты.

Меня обожгла мысль одного из выступающих после доклада: именно изобретение советскими учеными атомной бомбы позволило миру сохранить свою стабильность и чуть ли не шестьдесят лет жить без войны. Опять вспомнил реплику Н.И. Рыжкова. «Мне железная леди, госпожа Тетчер, говорила, когда я начинал разговоры о ядерном разоружении: вы ошибаетесь, господин Рыжков, – это оружие сдерживания, позволяющее нам сохранять мир». Н.И. говорил это, явно только теперь понимая доводы новой баронессы.