Днем много и долго читал книгу Александра Познанского «Чайковский». Несмотря на русскую огласовку имени и фамилии - это английский исследователь. Прочел все предуведомления в предисловии, однако все же Познанский слишком много занимается личной жизнью композитора. Правда, объясняя все в ней с вполне современных позиций. Этот подход мне нравится, но хотелось бы чуть больше знать о событиях и музыки Чайковского и музыки вообще. Но и здесь есть вещи знаменательные. Например, мнение композитора об операх Вагнера:
«С последними аккордами «Гибели богов» я почувствовал как бы освобождение из плена, - написал он Модесту 8/20 августа из Вены. - Может быть, «Нибелунги» очень великое произведение, но уж наверное скучнее и растянутее этой канители еще никогда ничего не было. Нагромождение самых сложных и изысканных гармоний, бесцветность всего, что поется на сцене, бесконечно длинные диалоги, темнота кромешная в театре, отсутствие интереса и поэтичности в сюжете - все это утомляет нервы до последней степени. Итак, вот чего добивается реформа Вагнера? Прежде людей старались восхищать музыкой, теперь их терзают и утомляют. Разумеется, есть чудные подробности, - но все вместе убийственно скучно!!! (Во сколько тысяч крат мне милее балет «Сильвия»!!!)».
Бесспорное значение книги в ее широком фоне - мы видим, как тогда жили и как чувствовали в ту пору себя те, которых мы называем интеллигентными людьми. Неоднозначна, но потрясающа переписка с фон Мекк и с братом Модестом. Есть и другие интереснейшие пассажи.
«В тогдашнем русском обществе возможность перлюстрации привела к появлению различных языковых условностей по отношению к таким темам, как политика и секс. История цензуры, уходящая в глубь времен, заставила русских научиться говорить и писать метафорическим, эзоповым языком или зашифровывать слова, когда обсуждались предметы, осуждаемые общественностью или властью. Особые слова и фразы обретали дополнительный двоякий смысл, без особого труда улавливаемый единомышленниками. Как пример приведем казус с безобидным словом «стихийный». Вероятно, не без оснований власти решили, что в сознании многих оно ассоциируется с идеей революции, и в конце концов запретили его употребление. Результатом стало некое двоемыслие, хорошо известное гражданам Советского Союза. Оно проникло в самые потаенные уголки сознания и даже подсознания, сделавшись привычкой и рефлексом, и привело к постоянной, хотя не всегда отчетливо сознаваемой самоцензуре. Подобным образом кодированный язык оказывался единственно доступным способом говорить о предметах или намерениях, обычно полагаемых скандальными или шокирующими». Возможно, - наверняка! - эта цитата пригодится мне для книги о цензуре, написать которую меня уговаривает М.О.
Весь день хорошо ели, ездили в Обнинск платить деньги за окна, потом смотрели телевидение. Вечер на НТВ был посвящен Лужкову. И на сей раз он смотрелся в зеркале своей жены Елены Батуриной. Фильм оставляет двойственное впечатление. Во-первых, совершенно очевидно, что Батурина абсолютно точно играла по тем же правилам, что и вся власть, все ее олигархи, миллиардеры, чиновники и их жены. Во-вторых, и она сама и ее брат вызывают скорее симпатию. Вот, дескать, что-то удалось и русским людям. А вот миф о том, что наш пчеловод-мэр, который в воскресные дни разъезжает по Москве, проверяя, как идут дел в столице, все силы все время отдает городу, развеялся.
Поражает количество предателей, что еще так недавно восхищались Лужковым. Интеллигенция просто торопится от него отмежеваться. Но здесь стоит привести уже не телевизионное, а газетное свидетельство. Всплыл знаменитый телезазывала Владимир Соловьев.
В «Новой газете» довольно большой материал об этом принципиальном журналисте. Вот отдельные из него выдержки. Но они не только о боевой интеллигенции, но и о власти, которая печется о бедных, но смертельно любит богатых и для них готова на все. В том числе и помогать им из наших налогов.
«Пожалуй, никто в современной России не умеет так беспощадно указывать власти на ее достоинства, как Владимир. Да и странно было бы не указать, раз уж она обладает всеми необходимыми рычагами.
В свое время - пока кепка Лужкова еще давала тень - радиоведущий хватался и за его рычаги. И работало!