Я, наивный, пытался в дружеских тонах без каких-либо обвинений показать А. насколько несправедливо и жестоко она обращается со мной, хотя каждый раз получает достойный отпор. Поясняя ее двойственную натуру на примерах (прошло не более 10–12 мин.), она начала меня оскорблять; тут я ее сразу прервал. А она продолжала так: «Мы совершенно различные люди. Кто ты? Да, пишешь и что? Мы живем в разных мирах. Я нахожусь на более высоком пьедестале (Podest). Я – деловая женщина! И тут ее понесло. Я понял, что есть только одно средство этот ад пережить – на время извержения вулкана необходимо искать укрытие, а потом возвратиться и при первой же возможности уйти и забыть этот кошмар.
Звонок. Снимаю трубку. Кристиан Drügg. Меня, честно говоря, этот звонок не удивил. Как-то, помню, он раз звонил со своими дешевыми угрозами и на сей раз остался верен свое глупости, решив меня запугать. Мол, если я приеду, то все! – тебе крышка. Я дал ему возможность выговориться, когда «пар вышел», я ему сказал так: «Во-первых, ты не знаешь, с кем говоришь». Он тут же попросил, чтобы я к нему обращался на Вы. Я согласился. «Во-вторых, я живу не по Библии и подставлять вторую щеку не собираюсь, более того, подобные действия будут иметь для Вас весьма неприятные последствия». Он вспомнил дедушку, его крутой характер… Короче говоря, через 10–15 мин. Он остыл и уже спокойным тоном изложил свои проблемы. Оказывается, Аннекарине меня оболгала перед Вольфгангом, своей семьей, да так, что я ей будто жизнь испортил, ее оскорбляю; мол, дальше так жить нельзя, мол, желает уйти. Тут я к его огромному удивлению сказал, что как раз твоя мама чувствует себя здесь как на Paradies Insel. «Нет, если Вы говорите правду, я ей покажу! Она мне – не мать!» Я его успокоил, он стал рассказывать о ACN, даже предложил мне там поработать, затем спросил о моей писательской деятельности (поведал о своем взрывном характере); сказал, что не желает зла, но имеет большие проблемы. А в конце беседы попросил, чтобы я ему что-либо прочел из своих стихов. Я нашел перевод стихотворения «Я за» Ich bin dafür, прочел ему, он отозвался положительно о тексте. Разговор закончился в 16 ч.35 мин. Я сказал, что о его звонке матери не скажу; если он сам пожелает того, то это его дело. На том и попрощались.
17 ч.54 мин. Пришла, вошла в мою комнату, где стоит компьютер (при входе справа). Называет ее «бюро» (меня разбирает смех), говорит традиционное mein Schatz, целуя меня.
Сегодня утром говорит: «А что трамваи идут до Münster? Я видела табло». Я: «Анна, до Мюнстера около 150 км. Здесь было указано, наверняка, Münster Platz, естественно, в Крефельде. Ну, какой трамвай отправится за черту города на такое расстояние?» Мысли дураков оригинальны.
Одного студента оштрафовали за то, что у него на рюкзаке была эмблема Hakenkreuz, перечеркнутая красной жирной линией. Спрашиваю Аннекарину: «Как ты понимаешь перечеркнутый знак?» Отвечает: «Не знаю». Я помогаю: «Эта символика за или против нацизма?» Ответ: «Не знаю». Боже! Ну почему я не перестаю удивляться ее тупости? Если бы я все ее перлы записывал, то она, непременно, попала бы в книгу рекордов Гинесса.
Звонок. 12 ч.15 мин. Кристиан Дрюг. Просит, чтобы его мама забрала из Хильдена от Сюзанны. Это старая песня. Он не работает, пьет и Сюзанна, естественно, взрывается. Через 10 мин. Звонит и говорит. Что сам попробует уладить ссору. О, это еще то чудо в перьях!
Декабрь
Звонит по дороге во Freiburg. «Schatz, я позвоню сегодня вечером. До скорого». Этот ритуал длится вот уже 13 лет с завидным постоянством.
Возвращаясь с Venlo с заправки (она экономит от 10до 15 с/pro1L), получает звонок от Вольфганга. Из разговора понял, что еще один Geschäft лопнул как мыльный пузырь. Приехали домой, я ей достал из подвала для декорации все необходимое к Рождеству, а сам пошел готовить ужин (она все равно его не делает). Тут начала искать повод для скандала. Я ее тут же оборвал и отослал подальше. Интересно то, что она каждый раз срывается, когда что-то ей не по нраву в Nierst.
Начала искать повод для скандала. Увидела отлупившуюся краску в мойке в 3 мм.; поставила мне в обвинение, мол, надо быть, в конце концов, осторожней. «… я так воспитана, а ты…». Я ответил так: «Через 5 лет вполне возможны такие вещи, ничто не вечно». Она: «Ты должен извиниться передо мной. Я: Слушай, иди, успокойся, попей воды, а потом поговорим». Начала нести глупости. Я сел за компьютер и продолжил корректировку стихов. Она: «Я совсем разбита». Я: «Тогда иди в постель». Ушла. Ее нападки связаны с тем, что сегодня приходил покупатель к ним в Ниерст и справлялся насчет дома В. в Мандашайде. Она, конечно, в трауре. Надо же выплеснуть свои паршивые эмоции, да не тут-то было!