Читаем Дневник полностью

Была сегодня на собрании в нашем доме по вопросу о новом жилищном законе от 17 октября. Судя по докладу, нас не будут уплотнять, платить будем за квартиру меньше, чем теперь, а паевые взносы вернут в течение года. Очень приятно.

23 ноября.

У Сергея температура, болит ухо. Звонки к докторам.

24 ноября.

Доктора. Потоцкий со своим либретто. М. А., отрываясь для разговоров с врачами, правит либретто. Потоцкий настойчиво просит М. А. войти в работу — соавтором. М. А. твердо отказал. Потоцкий расстроился.

Вечером Марк Леопольдович. Уверил, что прокола делать не надо.

Проводила М. А. (в такси) к Мелику, вернулась, дома сидел Ермолинский.

Позвонил Яков Л. и сообщил, что на «Поднятой целине» был Генеральный секретарь и, разговаривая с Керженцевым о репертуаре Большого, сказал:

— А вот же Булгаков написал «Минина и Пожарского»...

Яков Л. обрадовался этому и тут же позвонил.

1 декабря.

Я лежу с гриппом, Сергей — с желтухой...

Звонок Якова — нужен для Комитета искусств экземпляр «Минина». Хотела встать для переписки, М. А. удержал. Вечером Яков Леонтьевич позвонил — экземпляр нашелся в театре.

Звонил Куза о «Дон-Кихоте». Браться?.. Не браться?.. Денег нет, видно — браться.

2 декабря.

Звонок Кузы — предлагает заключить договор на «Дон-Кихота».

Второй звонок — из Вахтанговского театра, из дирекции: Ванеева просит М. А. приехать завтра.

3 декабря.

М. А. был у Ванеевой — торговалась плаксиво. Деньги будут давать по частям — седьмого, десятого.

Звонил Потоцкий: все сделал по замечаниям М. А. и теперь хочет «с трепетом» прочитать это у нас. Болван.

5 декабря.

Вечером часов в восемь на часок приехал Яков, засиделся допоздна. Привез книгу Фейхтвангера «Москва-1937». Много рассказывал о Керженцеве. Якову приходится трудно.

6 декабря.

Книга произвела на М. А. неприятное впечатление.

7 декабря.

Утром М. А. проснулся, как он сказал, в холодном поту. Обнаружил (ночью!) ошибку существенную в либретто «Сусанина» в картине в лесу, зимой. Стал звонить Самосуду, Городецкому, сообщил им все свои соображения.

Днем пошли за деньгами в Вахтанговский театр. По дороге нагнал Федя и пригласил 13-го к себе.

Получили деньги, вздохнули легче. А то просто не знала, как жить дальше. Расходы огромные, поступления небольшие. Долги.

Сегодня день рожденья Женюши, — он называется еще у нас «номер первый». Это М. А. выдумал игру: они трое (М. А., Женичка и Сергей) спрашивают меня в отдельности, кого я больше всех люблю, кто первый номер.

9 декабря *.

Позвонил Федя, напомнил о 13-м.

Потом звонок Оленьки. Рассказывала, что Алексей Толстой прислал Немировичу письмо возмущенное: «...мне прислали из театра требование вернуть 1000 руб. Какую тысячу?! Что такое?! Я, кажется, жив еще, пишу пьесы и такие, которые могут пойти во МХАТе...» и т. д.

Это он по поводу того, что у него был договор со МХАТом и он его не выполнил.

По словам Оли, сначала она схватилась за голову, потом схватился Виленкин, потом еще кто-то... Она позвонила Немировичу в Ленинград. И теперь М. А. уверяет, что Театру это будет стоить еще 20 тысяч — новый договор на пьесу с Толстым, которую он опять же не даст МХАТу.

12 декабря.

Выборы. Наши делегаты — Булганин и Москвин.

Вечером пришел к нам без звонка Мелик.

13 декабря.

Приехал из Ленинграда Соловьев-Седой, пришел днем. М. А. просидел с ним часа три, не меньше, выправляя его либретто.

В рукописи ошибочно: ноября.

Играл нам новую картину своей оперы. Талантливо... но жидко.

У Феди на обеде: Кедров, Раевский с женой, Дорохин, Пилявская, Морес, Комиссаров, Ларин, Якубовская, Шверубович Дима, какой-то Ваничка, у которого оказался прелестный тенор. В конце вечера, уже в первом часу, появился какой-то неизвестный в черных очках, лет пятидесяти, отрекомендовавшийся — «Федин товарищ по гимназии»... Абсолютно как Туллер...

Было шумно, весело. Пели под гармонику — Дорохин играл. Федя привез из Парижа пластинку «Жили двенадцать разбойников», вспоминали «Бег».

14 декабря.

Керженцев пригласил М. А. Сообщил, что докладывал «высокоответственному лицу» о «Минине». Просил М. А. сделать поправки. Сказал, что поляки правильные. (А в прошлый раз говорил, что неправильные.) «Надо увеличить роль Минина, дать ему арию вроде „О, поле, поле...”» и т. д.

О «Дон-Кихоте» сказал, что надо сделать так, чтобы чувствовалась современная Испания. О, ччерт!..

М. А. приехал домой в его машине, усталый, измученный — в семь часов вечера.

Днем до этого он был вызван. Самосудом в театр, где сначала был на прослушивании картины Соловьева-Седого и вел по этому поводу разговоры с Самосудом, а потом работал по «Сусанину», выправляя каждое слово текста.

Вечером у нас Дмитриев. Рассказывал, какая безвкусная постановка «Прекрасной Елены» у Немировича. А потом — что на «Землю» публика уже не ходит, боятся в Театре, что спектакль до весны не доживет.

15 декабря.

Проводила М. А. в Большой на репетицию «Броненосца „Потемкина”».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное