Дневник библиотекаря Хильдегарт

— Час и сорок минут сегодня ждали электричку, представляешь? На таком морозе… И ни двинуться, ни притопнуть – такая кругом толпа. Все стоят впритык – вот так вот, голова к голове, и ни туда, ни сюда…. А в тамбуре ещё и свет отключили… Мало того, что перед этим вся эта толпа через один турникет пёрлась, потому что все остальные на ремонте, а ещё и свет отключили. И электричек нет. Объявляют только, что задерживаются, а на сколько – не говорят… Вот так и стояли столбом на морозе…и ни туда, ни сюда… Я думала – помру, не дождусь… А уйти в зал ожиданий – смысле нет, там не отапливается… И к тому же – вдруг, ты уйдёшь, а электричка придёт…

Двери открываются, в вагон, пошатываясь, входит парень с красным лицом и неподвижными красноватыми глазами. Тут же пошатывается и хватается за рукав какой-то тётки в высокой, как кичка, шапке.

Тётка остервенело, с завидной быстротой реакции толкает его в грудь обеими руками.

— Пьянь чёртова! Кто вас только сюда пускает?!

Парень летит навзничь, откинув голову назад. От падения на пол вагона его спасает только плотная, как стена, толпа, в которую от врезается спиной, как в батут.

И тут только я вижу, что в руке у парня – белая тросточка. И все это видят.

Парень – не пьяный. Он просто слепой. Слабовидящий, как теперь говорят.

Тётка тоже это видит и слега пугается. Но только слегка.

— А чего,- говорит она растерянно, но с неостывшей ещё злобой. – Ездиют тут… Чего ездиют-то? Сидели бы дома…

Толпа молчит. Кто-то уже взял парня под руку и подвёл к ближайшему сиденью, кто-то пытается уступить ему место. Парень неловко улыбается и отнекивается. На тётку никто, в общем-то, не смотрит. Но на ближайшей станции она торопится выскочить.

Я тоже выхожу на этой станции, потому что она – моя. Иду по платформе к эскалатору и вижу по пути ту самую тётку, привалившуюся к колонне тяжёлой засаленной дублёнкой. Она стоит и сердито сморкается. Глаза у неё красные и неподвижные, - совсем как у того парня.

Я не знаю, о чём она плачет. Может, вспоминает, как стояла час и сорок минут на лютом морозе посреди измученной, глухо ропщущей толпы, вслушиваясь в дальние хриплые гудки и потустороннее бормотание динамика? Или о том, как потом в такой же толпе ещё сорок минут ехала в какую-то душную, безнадёжную неизвестность? Или о том, как потом, не разобравшись и не зная, куда всё ЭТО девать, ударила инвалида? Или вообще о чём-то своём….

Она всхлипывает, трёт веки, размазывает по платку помаду, и я вижу, как сквозь эти непонятные, чужие, не касающиеся никого вокруг слёзы неуверенно и щемяще-красиво проступает лицо.

1 декабрь 2010 г. Про Дмитриев Самозванцев

Как большинство воинствующих дилетантов от истории, я наконец-то заболела Дмитрием Самозванцем.

Кто хоть раз попадал в это болото, знает, что угодить-то туда легче лёгкого, а вот выбраться оттуда….

После ста пятидесяти тысяч прилежно проштудированных мною источников я поняла, что поумнела до изумления. Какая потрясающая, многограннейшая личность предстала передо мною! Судите ж сами.

Это был человек весёлый, развязный и до невозможности болтливый. Если он сумел уболтать до потери чувства реальности не кого-нибудь, а двух иезуитов! – согласитесь, это дорогого стоит. При этом он неизменно был мрачен, нелюдим и чрезвычайно немногословен. Порицал пьянство, сам пил очень мало, но при этом не ложился спать трезвым. Был до умиления демократичен, слонялся по Москве без всякой охраны, запросто заходил в лавки, беседовал и с купцами, и с простым народом. При этом пешком никогда не ходил; и куда бы ни ехал, его повсюду сопровождал отряд вооружённых до зубов телохранителей, окружавший его столь плотным кольцом, что самого царя, по сути дела, никто и не видел. Правил он очень разумно и милосердно, головы рубил, не задумываясь, и, ничем не напоминая царя Иоанна, за сына которого себя выдавал, являлся во всём точной батюшкиной копией. В том числе, кстати, и в разврате. Каждую ночь его приспешники Мосальский и Басманов водили в баню девушек для царской услады, но, поскольку сам царь в баню никогда из принципа не ходил (презирая всё исконно русское), то и с девушками этими ему никак не удавалось встретиться. Тем не менее, они все без исключения прилежно от него беременели… Нравом он был кровожаден, хотя крови не любил. Обликом же был на редкость уродлив: кособок, криворук, ростом почти карлик, с несоразмерно широкой грудью и ногами колесом. При этом изящен и хорош был до умопомрачения – строен, элегантен, прекрасно воспитан, и «во всей его повадке чувствовалась благородная стать». В свободное от разврата время он только и делал, что раздавал русские земли полякам, но они, черти, всё равно были недовольны, потому что за всё это время так ни шиша от него и не получили. Поистине удивительный царь! Всякие цари бывали на Руси, но чтоб такое…

А теперь – внимание!

Считается, что Лжедмитрии появлялись в нашей истории по очереди, один за другим.

На самом деле они правили одновременно.