Дневник Благодати

Редакторы «Правды» признали, что им было сложно мотивировать людей проявлять сострадание. «Каждый стремится к обществу, совершенному настолько, что люди будут избавлены от необходимости быть добрыми», — сказал Томас Элиот, видя, что многие из его друзей увлеклись марксистскими идеалами. И от советских лидеров, и от офицеров КГБ, и теперь — от журналистов «Правды» мы услышали, что Советский Союз, в конце концов, пришел к наихудшему в обоих случаях: далекому от совершенства обществу, в котором люди забыли, что значит быть добрыми.

Из книги «В молитве с КГБ»

17 сентября Письмена Бога

Однажды, увязнув в писательской депрессии, я задал себе вопрос: «Знает ли Бог что-нибудь о том, через что я сейчас прохожу? Бог, конечно же, говорил, но писал ли Он что-нибудь?»

На ум сразу же пришли Десять Заповедей. Бог дал Моисею две «скрижали каменные, на которых написано было перстом Божиим» (Исход 31:18). Впрочем, к моменту, когда Моисей спустился с горы Синай, израильтяне уже нарушили первые две заповеди. Придя в ярость, Моисей разбил скрижали на мелкие куски, что привело к первому переписыванию Божьего Слова.

Следующий эпизод со сверхъестественным письмом произошел в Вавилоне (современный Ирак) в ходе банкета, когда царь Валтасар осквернил золотые кубки из иерусалимского Храма. Вдруг, появились пальцы руки, написавшие на оштукатуренной стене четыре слова. В ту ночь могущественная Вавилонская империя пала пред персами (современный Иран).

Евангелия описывают единственный случай, когда Иисус что-то писал. Религиозные лидеры схватили на прелюбодеянии какую-то женщину. Согласно закону Моисея, она заслуживала смертной казни, однако римляне запретили евреям приводить в исполнение смертные приговоры. Иисус сидел, низко склонившись, и, ничего не говоря, что-то писал на земле. Наконец, Он ответил: «Кто из вас без греха, первый брось на нее камень». Ловушка захлопнулась, но в нее попали сами обвинители. Правление благодати начинало вступать в силу.

Павел позже говорил о законах, написанных на сердце. Он сказал коринфянам: «Вы показываете собою, что вы — письмо Христово, … написанное не чернилами, но Духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2 Коринфянам 3:3).

Взятые вместе, все эти эпизоды показывают переход от закона к благодати, и, что очень важно, в них задействованы все три Личности Троицы. Три носителя — каменные скрижали, оштукатуренная стена и песок во дворах Храма — не пережили разрушительных событий истории. Однако Божья литература передавалась из поколения в поколение через преображенные жизни. «Ибо мы — Его творение», — написал Павел, использовав здесь греческое слово «poiema», от которого происходит слово «поэма» (Ефесянам 2:10).

Исследовав эпизоды, в которых Бог что-то писал, я уже не чувствовал себя настолько угнетенным. Составлять слова на бумаге — это одно, а творить священные произведения искусства из непостоянных человеческих существ — это совсем другое.

Авторская колонка в журнале «Христианство сегодня»,

сентябрь 2007 года

18 сентября Искусство внутри нас

Писатель Милан Кундера, чех по происхождению, однажды отметил, что всегда был противником идеи Гёте о том, что «жизнь должна напоминать произведение искусства». Вместо этого он высказал мысль, что искусство и возникло потому, что жизнь очень беспорядочна и непредсказуема, а искусство предоставляет структуру и объяснимость, которых недостает жизни. Впрочем, Кундера признал, что видит одно исключение из этого правила в лице его друга Вацлава Гавела, который также вначале был писателем, а в конце концов стал Президентом Чешской Республики и одним из наиболее значимых нравственных голосов нашего времени. Для Кундеры, жизнь Гавела демонстрировала тематическое единство — постепенное, непрерывное продвижение к цели.

Почитав обоих этих авторов, я пришел к заключению, что различие между ними заключается в основе их мировоззрении. Для Кундеры, как и для большинства постмодернистских мыслителей, жизнь не содержит никакого «метаповествования», никакой смысловой структуры, объясняющей, откуда она появляется и куда движется. Для Гавела все обстоит совсем иначе. Он сокрушается: «Я все больше убеждаюсь в том, что кризис столь необходимой глобальной ответственности, по большому счету, возник из-за утраченной нами уверенности в том, что вселенная, природа, бытие и наша жизнь — это плод творения, обусловленного определенным замыслом, а значит у них есть определенный смысл и они преследуют определенную цель».