Дневник Булгарина. Пушкин

Мордвинов положил конверт в карман и поднял бокал.

— Так я и знал, что этот Полевой мне боком выйдет! — сказал он с каким-то облегчением. Это же моя была идея — привлечь его на свою сторону против партии Пушкина.

— Да вы просто гений, Александр Николаевич! — воскликнул я и тоже с облегчением. — Если бы не тот разговор я б вовек не догадался, ей Богу. Да никто больше и не догадается — настолько хитро придумано!

Мордвинов польщено улыбнулся. Теперь он совсем заважничает, решит, что генеральского размера взятка дана ему по праву — за его непомерный ум.

4

Для демонстрации документа Мордвинов сам пожелал выбрать место. Что это могло быть еще, как не другой ресторан с кабинетами?

Встречу назначили на следующий день, и Александр Николаевич был так любезен, что сам заказал ужин. Еще бы — с такого неожиданного прибытка!

Документ, и правда, оказался любопытным — Греч, донося, снабдил меня самыми превосходными эпитетами и характеристиками. Надо бы запомнить пару оборотов, чтобы при случае процитировать. Я прочел бумагу и передал обратно Мордвинову.

— Большое спасибо, Александр Николаевич.

— Пожалуйста, Фаддей Венедиктович. Я слово держу.

— Я в вас не сомневался, — сказал я. — Но у меня к вам еще есть просьбишка.

Лицо Мордвинова покривилось.

— Могу порекомендовать прекрасного зубного лекаря, — сказал я с заботой.

— Какая еще просьба? Мы ведь в расчете!

Я достал конверт вдвое толще первого.

— Я знаю, что при расследовании семеновской истории по изъятым у мятежников архивам составлялись подробные описи документов. Мне необходимо взглянуть на описи документов, взятых у моего друга Рылеева. Эти описи также вернутся в архив в целости и сохранности, как и записка Греча.

— Вы с ума сошли! Ну ладно — донос одного литератора на другого, но касаться мятежа — побойтесь Бога, Фаддей Венедиктович, я этого никак не могу.

— Здесь 20 тысяч ассигнациями. Вы себя на всю жизнь обеспечите доходом.

— Увольте, Фаддей Венедиктович. Мне проще самому сознаться, что я вам записку Греча продал! — Мордвинов глядел на меня умоляюще.

— Бросьте, кто ж вам поверит, что вы 10 тысяч получили за такую безделицу, как донос одного литератора на другого. Всяк поймет, что это был аванс!

— Фаддей Венедиктович! Да как вам не совестно! Вы ведь все подаете не так!

— После того, как я вам свою просьбу изложил…

— Я никому не передам!

— …Я уже не могу отступать. Да ведь вы знаете, я — из военных, у меня характер решительный, да еще кровь польская. Деньги вы взяли, записку Греча вынесли, на Полевого намекнули. Вы ведь тоже теперь отставкой не отделаетесь. Вы, Александр Николаевич, давеча правильно сказали — мы теперь коллеги, так чего нам ссорится?.. Мне ведь нет интереса вас подводить — иначе и я сам пострадаю, ну? Мы действуем в согласии, и вы получаете еще 20 тысяч! Жалованье за 10 лет в два дня! Кто бы узнал из служивых, что вы отказываетесь, — на смех бы вас поднял, право слово.

— Я головой рискую!

— Как и я.

У Мордвинова видно пересохло во рту. Он налил полный бокал бургундского и выпил залпом.

— Это все?

— Все, — спокойно соврал я. — Вы же умный человек, Александр Николаевич, я же вам зла не желаю…

— Хорошо, давайте! — решился Мордвинов.

Я вытащил из пакета половину содержимого и протянул помощнику Бенкендорфа.

— Остальное — когда увижу опись.

— Ну, вы и бестия, Фаддей Венедиктович!

— Очень уж вопрос щекотливый, боюсь ошибиться… Закусим?

Мордвинов спрятал деньги.

— У меня теперь аппетит — как после драки, — сказал он и опять схватился за бутылку.

5

Не прошло и трех недель от нашего вторичного знакомства, как я уже явился к Собаньской с описью Рылеева. Увидев пачку бумаг, Каролина пришла в восторг. Я намеренно прежде не посвящал ее в ход дела, хотя бывал у нее чуть не каждый вечер.

— Фаддей Венедиктович, да вы волшебник! Откуда это?

Я скромно потупил глаза. Каролина взялась за бумаги.

— Что это?

— Описи документов, взятых у Кондратия Федоровича при аресте. Их составляют, чтобы в поисках нужного не перечитывать заново весь архив.

— Но где же сами документы? — Собаньская стала ворошить листы. — Нам ведь они нужны!

— Дорогая моя, только Геркулесу под силу принести архив, который к середине жизни собирается у всякого культурного человека. У Следственного комитета для этого были солдаты и подводы. Я же вам предлагаю подойти к делу не грубой силой, а умом: здесь, в описях, содержится краткое изложение бумаг Рылеева. По ним мы сможем понять — интересен этот документ или нет.

— Прекрасно! — Каролина взяла мою руку. — Тадеуш, вы восхищаете меня все больше! Вы не только благородны, вы еще и ловки как самый прожженный парижский интриган!

— Это комплимент? — улыбнулся я.

— Конечно. Толковых людей мало. У одних честность, у других ум, у третьих ловкость, четвертые умеют действовать. Вы — из толковых, вы умеете все сразу! Я нашла в вас бриллиант!

— Теперь вижу, что комплимент.

— Погодите, я вам и не такое скажу! — Собаньская окатила меня самым нежным взглядом. — Сейчас время не ждет, давайте читать.