Я имею в виду не только тех, кого уже нет с нами (хотя смерть, конечно, споспешествует канонизации, иногда – сиюминутной). Просто сегодня эмоционально (да и интеллектуально) напряженная дискуссия о поэтических системах и соответствующих им авторских мифах Андрея Вознесенского или Олега Чухонцева мне лично представляется абсурдом. Как и в случаях с ушедшими, будь то Иосиф Бродский или Николай Рубцов. Разумеется, пламенно агитировать «за» или «против» этих поэтов никому не заказано, но ведь совсем не трудно представить себе и «ниспровергающие» или «величальные» прочтения Батюшкова, Полонского или Гумилева. Мы можем сколько угодно записывать «классиков» в «современники», искренне восхищаться их предчувствиями и прорывами в будущее, кривить рот от их «недостаточности» и «ограниченности», представлять их «двойниками» (ложными) сегодняшних сочинителей, но… граница меж теми, кто вошел в историю, и теми, кто творит ее сейчас все-таки существует. Это безусловно осложняет жизнь крупных художников, уже произнесших
Читая книгу Шайтанова, мы постоянно видим, как современность становится историей. Признаюсь, мне трудно вписать в сегодняшний контекст Николая Асеева или Леонида Мартынова, которым посвящены давние (не потерявшие остроты и обаяния) работы Шайтанова. Впрочем, здесь дело, наверно, не только в беге времени. Признавая историческую значимость поэта, вовсе не обязательно видеть в нем насущно необходимого тебе собеседника. Асеева и Мартынова я и двадцать пять лет назад уважал вчуже. Как, скажем, и Арсения Тарковского, о котором примерно в той же тональности пишет Шайтанов.
Это одно из немногих точных совпадений наших вкусов. (Другое – любовь к Чухонцеву.) В основном же пристрастия расходятся. Например, в недавней рецензии на «Стихотворения» Давида Самойлова («Новая библиотека поэта») Шайтанов дает понять, что Александр Межиров и Борис Слуцкий ему сейчас ближе и интереснее, чем Самойлов, которого я считаю самым (это не оговорка и не полемическое преувеличение) большим русским поэтом второй половины ХХ века. На фоне этой рецензии примечаешь некоторую прохладу в давней – изящной и выверенной – статье Шайтанова, что легла в основу предисловия к итоговому самойловскому двухтомнику. Несомненно с согласия поэта, заинтересованно и профессионально следившего за критическими откликами и считавшего (порукой тому дневник Самойлова) Шайтанова лучшим из своих интерпретаторов.
Другой пример – отношение к сегодняшним поэтам «среднего» поколения. О Вере Павловой Шайтанов пишет кисло-сладко (на мой взгляд, уделяя излишнее внимание «проекту» в ущерб стихам), о Тимуре Кибирове – пренебрежительно (снисходительно и поверхностно – о раннем, со зримой неприязнью – об авторе «Интимной лирики», на которой поэт для критика, видимо, кончился), о Владимире Салимоне – просто ничего не говорит. Умолчание, разумеется, нельзя ставить в строку – все мы порой не поспеваем высказаться о том, что полагаем существенным (Шайтанов сам на это обстоятельство сетует), но почему-то кажется, что здесь иной случай. Меж тем мне в сегодняшней поэзии особенно дороги Павлова, Кибиров и Салимон.
Пример третий – общего плана. Шайтанов полагает, что поэтические «изборники» должны быть компактными, составленными из лучших вещей. Мне же кажется, что для понимания поэта необходимо как можно более полное знакомство с его стиховым корпусом, что только так, видя воочию «ошибки» и «заблуждения», мы можем приблизиться к неповторимой творческой индивидуальности.
Список расхождений далеко не исчерпан. Но расхождение расхождению рознь. Иные только радуют – и вовсе не из отвлеченной тяги к «плюрализму», которой я начисто лишен. Шайтанов далеко не всегда убеждал меня в необходимости нечто перечитать или переосмыслить (некоторые его симпатии раздражают – и сильно), но ведь и один раз напомнить о необходимости сменить оптику – это очень много! А книга не раз сигнализировала мне о моей зашоренности: ни Алексея Прасолова, ни Николая Рубцова, ни Геннадия Русакова, ни Евгения Рейна с таким – необходимым – тщанием я не читал. А значит, и думал о них «приблизительно» (если это вообще можно назвать думаньем).
Название книги Шайтанова дразнит. Можно проинтонировать его иронически, примерно так: чтение и обсуждение стихов – дело вкуса, тут каждый волен нести свою ахинею. А можно и иначе: чтение и обсуждение стихов – дело истинного вкуса, без которого лучше к поэзии не соваться. Мне ближе вторая версия. Кажется, Шайтанову тоже. Не правда, что о вкусах не спорят. Спорят, и еще как! Но споры эти имеют смысл лишь в том случае, когда собеседникам ведом «вкус дела». Тот вкус, который ощущаешь читая книгу Игоря Шайтанова.
14 сентября