Дневник Дейзи Доули

И вот прошло двадцать лет, и я сижу за столом в гостях у Наташи и думаю: какую же колоссальную ошибку ты совершила, Дейзи! Муж Наташи, Перегрин Саквилль, оказался вполне приличным человеком и сделал головокружительную карьеру в Сити. Наташа с Перегрином вырастили двух чудесных, хорошеньких дочек, теперь уже подростков. Семья жила в особняке — холодном, полном сквозняков и всякой антикварной дребедени. Сад был обнесен фигурно выстриженной живой изгородью, а вокруг дома расхаживали модной породы куры с мохнатыми лапками. Когда перед ужином было объявлено, что все расходятся «освежиться», я, не в силах даже думать о том, чтобы принять душ в ледяной ванной, уселась в гостевой за круглый столик и уставилась на свое отражение в зеркале. Увы, я не увидела в зеркале той бескомпромиссной жесткой женщины, которой собиралась стать, когда была двадцатилетней девчонкой, — женщины, отважно борющейся за любовь, эмоциональную совместимость, ищущую интеллектуальных подвигов. Я увидела незамужнюю одинокую бабу, которая в лучшем случае едва могла держать себя в руках, а в худшем — ревела по любому поводу. Куда меня завели амбиции, гнев и беспричинные страхи? Что хорошего они мне дали — может быть, прочный и удачный брак, уютный приличный дом, за который уже выплачена ссуда, антикварную мебель на зависть понимающим друзьям, воспитанных детей и хорошего партнера, который любил меня за то, что мои морщинки говорили о совместно прожитых годах? Как бы не так. Ничего этого я не получила.

Я сидела как в трансе, люто завидуя Наташе с Перегрином. До меня дошло, что в их доме страхом и гневом даже не пахнет — тут было так спокойно. Да, конечно, тут чувствовались старые деньги, достойные деньги, а не какое-то вульгарное богатство нуворишей, но я-то, я-то почему воротила нос от всего этого, почему не захотела приложить усилия и добиться для себя такой красивой, беззаботной и удобной жизни? В этом доме явно никогда не хлопали дверьми, не орали друг на друга, он явно не знал бурных ссор, от которых в свое время затрещал по швам мой брак, и здесь никто не собачился по мелочам, как собачились мы с Джейми. Наташа и Перегрин уж точно никогда не кричали друг на друга: «Ты просто избалованная дрянь! Иногда я тебя начинаю ненавидеть!» Слыша такое от Джейми, я в долгу не оставалась: «О нет, Джейми. Отношения — что зеркала. Это ты себя ненавидишь».

Погрузившись в воспоминания, я как наяву увидела один из самых неприятных эпизодов за всю историю нашего с Джейми брака — день, когда пригласила на ужин своего редактора Сару из «Ладгейт пресс». Я наделась уговорить ее взять меня обратно на работу, поскольку уже поняла, что отсутствие работы доводит меня до ручки. Словом, я возлагала на этот ужин огромные надежды и потому потратила на сервировку стола несусветно много времени — даже с учетом того, что подавила в себе порыв чокнутой аккуратистки и не стала вымерять расстояние между приборами по линеечке. Но зато я расставила бледно-розовые розы в симметричные вазы и навела в квартире такой порядок, что она выглядела почти как разворот журнала «Мир интерьера».

Ужин начался. Я как раз подавала баранину под розмарином, жареный картофель и папоротники (все куплено готовым в ближайшей кулинарии — на свои поварские способности я положиться не рискнула), и тут один из гостей — белокурый Алан, преуспевающий пиарщик, возьми да и заяви, что он, мол, вегетарианец. «Ничего страшного!» — с самой светской и радушной улыбкой отозвалась я, а мысленно поблагодарила своего ангела-хранителя, который надоумил меня потратить маленькое состояние на разнообразные дорогие сыры. Джейми вызвался подать «сырную тарелку» и, поскольку на свадьбу мы в числе прочих подарков получили фирменную сырную доску и к ней нож, то мне и в голову не пришло, что Джейми сервирует сыр как-нибудь иначе. Продолжая обносить гостей бараниной, я тем не менее посылала муженьку, застрявшему на кухне, панические телепатемы: «Милый, постарайся не стряхнуть с козьего чесночного сыра все травы, когда будешь его разворачивать» или «Милый, будь добр, положи стилтон на тот угол доски, где выложены цельнозерновые овсяные лепешки».